Гостинец из будущего

Вот бабка Евдокия и приготовила легкий перекусончик — напекла блинов, пожарила яичницу, нарезала сала, соленых огурцов, выложила на тарелку только что отваренную картошку в мундире, поставила рядышком бутыль с самогоном, потом, поколебавшись, убрала её, вслед за чем позвала к столу.

Кольки дома не было, играл где-то с такой же, как он, мелкотнёй.

Маша тут же выставила на стол вино, и Евдокия, подумав, водрузила сюда же бутыль с самогоном. Девчата возражать не стали. Евдокия смотрела на них, отменно красивых, и думала, что вот ведь судьба-злодейка. Им бы дружить, а они видишь чего удумали — одна прячется, другая ищет. Но, похоже, льда между ними нету. Похоже, начинают нравиться друг другу, хотя разговор у них поначалу был серьезный. Бабка Евдокия, возясь на кухне, прекрасно всё слышала…

Говорила в основном Маша, Светлана больше помалкивала, изредка вставляя реплики.

Маша говорила о том, что умер какой-то Скоробогатов, что происходят необъяснимые вещи, что Игорь вляпался в какую-то передрягу и что лучше бы его найти — может, он чего-то знает. Тут подала голос Света, спросив что-то, и Маша ответила ей, что это стечение обстоятельств. Взрыв в подвале, карты, доллары в кошельке у Игоря, вот и подумали, что он подкупленный террорист. «Доллары?» — сказала Света, и Маша подтвердила, что да — доллары. Много. Нелюбин лично видел. Конечно, когда брали Игоря, позволили себе лишнего. Не надо было бы этого делать, такое не красит. За что в итоге и поплатились. В общем, так. Сейчас всё изменилось. Надо бы Игоря найти, наверняка он что-то знает. Тут творятся такие вещи, что и у подготовленного опера крыша может поехать. Одним словом, лучше бы Игорю объявиться — и себе бы помог, и другим. Не до обид. На это Света сказала, что не знает, где Игорь. Маша начала говорить тише, а спустя какое-то время бабка Евдокия позвала их к столу…

Застолье было веселым, хотя вина осилили всего-то треть бутылки, а к самогонке так и вообще никто не притронулся. Девчонки хорошо и мило дурачились, бабка Евдокия смеялась от души. Особенно ей понравилось, как Кузьмич выцыганил у Маши полсотни. Конечно, стервецом он себя показал изрядным, выдал беглецов с потрохами, но Маша так подала этот эпизод, что Евдокия, хохоча, чуть с табуретки не упала.

Как-то вдруг оказалось, что уже восемь вечера. Девчонки пошли искать Кольку, а бабка Евдокия принялась убирать посуду. Убирала и хихикала, вспоминая что-нибудь смешное, сказанное за столом.

Разумеется, Маша осталась ночевать у бабки Евдокии. Электрички в это время ходили редко и могли запросто проскочить мимо станции.

======

В 17.40 лежащий на каталке под простыней Валерий Михайлович Скоробогатов вдруг резко открыл глаза. Сбросив с себя простыню, он встал на кафельный пол. Тело слушалось плохо, и он двигался судорожными рывками.

В огромной морозильной камере, где кроме его каталки имелись еще пять с голыми восковыми телами (этим по рангу простыня не полагалась), было холодно, но холода он не ощущал.

— Молодец, — сказали рядом, и он повернул голову на голос. Застывшая шея ворочалась с трудом.

Голос принадлежал некоему похожему на длинную черную палку существу, которое, как в ту же секунду стало известно «Скоробогатову», носило имя Марьяж. Покойник ни-сколько не задумался над тем, откуда это стало ему известно. Стало, и всё тут. И вообще — думать теперь было не его задачей. Его задачей было ходить по улицам, искать хроноизолированные полости и ничем не отличаться от живых.

— Скажи коллаборационист, — потребовал Марьяж.

— Колла-бора-цио-нист, — двигая непослушным языком, как сквозь кашу проговорил «Скоробогатов».

— Разогреться тебе надо, — озабоченно сказал Марьяж. — Ничего, на улице быстро разогреешься.

Он исчез и вскоре появился, держа в выросшей из тела-палки «руке» надетые на вешалку белую рубашку и черный костюм — всё самого траурного вида.

— Надевай рубашку и брюки, пиджак не трогай, — приказал Марьяж, вновь исчезая и появляясь с парой черных туфель, из которых выглядывали черные носки.

Одеться у «Скоробогатова» никак не получалось. Марьяж захлопотал, помогая, и в 17.55 вывел одетого покойника из здания через служебный выход, который был в пяти метрах от входа в морозильную камеру. Замок послушно открылся, а затем закрылся за ними.

На улице, где было жарко, от «Скоробогатова» пошло испарение, правда это было совсем незаметно. Марьяж перешел в энергетическое состояние, но «Скоробогатов» его по-прежнему видел и слышал. Он и разговаривать с ним мог, не раскрывая рта, так что непонятно — зачем нужно было говорить слово «коллаборационист». Впрочем, кто-нибудь из прохожих мог бы что-нибудь спросить, а «Скоробогатов» должен был что-нибудь ответить. Ушлый Марьяж и это учел.

В 18.00 в морозильную камеру вошел прозектор Скрипкин и, разумеется, тут же увидел, что одного, самого главного, тела нету…