Двери бесшумно раздвинулись перед ним, и тело обдало приятно пахнущим упругим воздухом. Заледеневшая, пропитанная кровью одежда сначала обмякла, а затем очень быстро высохла и опять стала колом, правда, не таким жестким, как на морозе. Мэр протянул руку к внутренней двери, и она разошлась в стороны после того, как внешняя дверь за его спиной закрылась.
- Телефон! - прохрипел Мэр, ринувшись туда, где, по его разумению, выработанному проживанием в многочисленных гостиницах мира, должна была находиться административная стойка.
- Хоть бы встретили, - проворчал он, - видно же, человек еле на ногах держится...
Однако в холле было пусто. Административной стойки не наблюдалось ни там, куда направлялся Мэр, ни где-либо поблизости. Кольцо холла убегало в бесконечность по обе стороны от Мэра. Перед ним неправдоподобно клубилась внутренняя цилиндрическая стена, словно составленная из облаков, а внешняя разукрашивала ее радужными бликами от своих витражей.
"Как на седьмом небе... - подумалось Мэру. - А почему, собственно, на седьмом?.. Если я не сбился со счета, то нахожусь на самом, что ни на есть, первом..."
Послышалась музыка. Не фанфары, конечно, какими можно было бы встретить Официальное Лицо, но явно классика, которую Мэр любил и знал. Однако то, что он слышал сейчас, было ему незнакомо...
Из клубящейся стены неожиданно выплыло нечто напоминающее большое мягкое кресло с подлокотниками. Скорей всего, это и было кресло, но непривычного исполнения. К тому же оно висело в воздухе, правда на очень небольшой высоте. Собственно, ничего фантастического - средство передвижения на воздушной подушке в виде кресла. Очень удобного кресла, оценил Мэр, и его потянуло в мягкие кресельные глубины. Он не сопротивлялся - не было сил. Только прицелился поточнее и медленно-медленно, опираясь на подлокотники, опустился на сидение. Однако, несмотря на предосторожность, изменение позы отозвалось болью во всем теле.
Кресло словно и не почувствовало его тяжести - ничуть не опустилось к полу, не пошатнулось, а будто бы выждало, пока он устроится поудобней, и после этого тронулось с места. Сначала почти совсем незаметно, но потом все быстрее и быстрее - так, что цветные витражи на внешней стене слились в размазанную радугу. А мелодия продолжала звучать - ей было безразлично, с какой скоростью он движется.
Кресло недолго перемещалось по горизонтали - вскоре оно прижалось к внешней стене и стало набирать высоту, двигаясь по спирали.
Тем временем Мэр успел осознать, что боль, разрывавшая его плоть, несколько поутихла, и он обрел способность реагировать на окружающее, увидев, что цветные витражи сменились прозрачной стеной, за которой без особого труда угадывался давно известный и якобы подвластный Мэру Город.
"Винтовая нарезка" на "шурупе" Гостиницы, принимавшаяся многими горожанами и Мэром, в том числе, за прогулочные террасы, оказалась трассой летающего кресла. Но разве это не те же прогулочные террасы, только защищенные прозрачной стеной и оборудованные передвижными механизмами? Они и есть. Кто же на такую верхотуру поднимется пешком?!
А кресло продолжало возносить Мэра все выше и выше над его родным Городом. И хотя движение происходило вверх по винтовой траектории с медленно уменьшающимся радиусом, Мэру казалось, что он перемещается по близкой к горизонтали наклонной, словно бы Гостиница не торчала вверх, а наклонялась над Городом.
Мэр вдруг ясно осознал, на какой головокружительной высоте он находится, и по спине пробежал холодок безотчетного ужаса. Он уговаривал себя, что ни при каких обстоятельствах отсюда упасть невозможно, ибо он находится внутри близкого к конусу сооружения, с той лишь разницей, что образующая его боковой поверхности - какая-то хитрая кривая, а конусообразные фигуры, стоящие на основании, весьма устойчивы. Но ощущение, что этот треклятый "конус" все больше и больше наклоняется над Городом, заставляло его паниковать.
Чувствуя, что вот-вот его психика сорвется с ограничителей, Мэр прикрыл глаза и попытался привести себя в порядок посредством медитации. Он представил вид здания Гостиницы со стороны, из окна своего кабинета, попытался проникнуться его красотой и надежностью, стараясь при этом дышать глубоко и медленно. Сердцебиение вошло в нормальный ритм, холодок в области лопаток и позвоночника сменился ощущением успокоительного тепла. И Мэр вновь обрел возможность анализировать ситуацию.