- Будьте счастливы!.. Это его завещание... - закончила она, и по прекрасному молодому лицу побежали слезинки, протранслированные телекамерами на весь мир.
"Отличный оратор, - оценил Мэр. - А ведь она вполне может стать мэром. Народу нужен символ преемственности, а оппозиции - красивая кукла, которую боготворит народ... Только я-то знаю, что она не кукла, совсем не кукла..."
Траурная процессия двинулась к месту захоронения... И когда плита прекратила доступ света к урне, Мэр открыл глаза.
Над ним сияло чистейшее голубое небо. Легкий свежий ветерок овевал лицо. Кузнечики затихли, зато щебетали птицы. Жизнь продолжалась. Но сон, уже слегка подернувшись дымкой забвения, все-таки омрачал оптимистичные утренние краски.
"Слишком похоже на правду, - мрачно констатировал Мэр. - Если не считать, что секретарю позволили выступить на митинге. Не тот ранг... Хотя "мисс-Город"... А ведь я сам дал вчера такой прогноз развития событий... Вот услужливое подсознание и промоделировало мне все это в лицах и красках... Кстати, не худший вариант, если бы на самом деле все так и произошло... Только вот жену жалко. Что уж она так убивается?.. Не бог весть какая потеря... Тем более, что я еще вернусь... Правда, ей-то откуда это известно?.. Просил же, как людей: - Дайте телефон!.. Нет, засунули черт знает куда..."
Он сел и покрутил головой. Ложе его действительно оказалось между кочек, покрытых сухим лишайником и веселенькими цветочками. Слева лениво покачивал ветвями довольно густой лиственно-хвойный лес. Справа, впереди и сзади виднелись высокие горы, до самого подножия которых простиралась тундровая равнина.
Мэр обулся и неожиданно легко поднялся. Он еще помнил о своих ранах и ушибах, но, как ни странно, не чувствовал их. Повел плечами, торсом, помахал руками, несколько раз присел - все это давалось ему с необычайной легкостью.
"Странное дело, - подумал Мэр, - но жаловаться не приходится."
Он отыскал глазами вершину, которая так заинтересовала его ночью, и зашагал к ней. Зачем нужна цель, если к ней не стремиться?..
Идти было довольно легко. Конечно, модельные туфли - не обувь для пленэра, но они весьма прочны и удобны. Его шикарный темно-синий костюм-тройка с пиджаком, чуть удлиненным "под сюртук", вчера еще выглядевший весьма плачевно (грязь, кровь), сегодня смотрелся вполне сносно.
Мэр представил себя со стороны - стройного, бодрого мужчину в прекрасном костюме, с удовольствием шагающего с утра пораньше навстречу далекой, но прекрасной цели, и у него резко улучшилось настроение. Хотя он не мог не осознавать, что цель эта весьма искусственна, и он сам себе ее выдумал. Впрочем, все "объективные" цели - еще большая иллюзия, чем эта вершина. Ее-то, по крайней мере, видно.
Странно, но он совершенно не ощущал чувства голода, хотя обычно у него по утрам зверский аппетит. Вот умыться бы!..
Явно теплело, и Мэр стал забирать к лесу, где тень обещала прохладу. Впрочем, он привык переносить в костюме любые температурные колебания. Профессиональное... И, при необходимости, мог бы обойтись без тени. Но никакой необходимости демонстрировать свою выносливость не было. И вообще, идти рядом с лесом было веселей - от него исходило мощное излучение жизни: какие-то звуки, вскрики, шорох листьев, скрип стволов. И хотя эта жизнь, надо полагать, могла представлять опасность для человека, Мэр не ощущал таковой. Гораздо больше его тревожили события ночного сна. Конечно, воскрешение из мертвых - прекрасная реклама для политика при должных организационнных усилиях... Но станет ли кто затрачивать эти усилия?.. Возможно ли возвращение из героев Города в реальные политические деятели?.. Захотят ли реальные политические силы принять его в свои ряды?..
"Проклятая Гостиница!.. Хотя, может быть, именно она спасла мне жизнь... А на кой черт мне эта жизнь, если меня вычеркнули из списков живых?.. Утешаться тем, что это только сон? Можно, однако глупо... Им не важно, мертв ли я на самом деле - важно похоронить меня... Они не упустят такой возможности. И сон тут ни при чем. Но я вернусь!.. Я обязательно вернусь!.. И тогда мы еще посмотрим, чья возьмет!.."
Мэр заметил, что лес рассечен неширокой ярко-зеленой прогалиной, поросшей мягкой сочной травой с островками цветов.
"Там должна быть вода," - прагматически интерпретировал он открывшуюся ему красоту и свернул на прогалину. Было ясно, что вершину потерять из виду невозможно, а фанатично переть напролом, не позволяя себе ни освежиться, ни утолить жажды, которой, кстати, он не испытывал, - эта тактика не из его арсенала. Движение к общему счастью через собственные муки - занятие весьма сомнительное, ибо невозможно научить людей быть счастливыми, самому не умея быть счастливым...