Гостиница

Слабые следы автокатастрофы откровенно разочаровали Мэра. Он представлял ситуацию гораздо более трагически. И отчасти даже почти смирился с возможностью собственных похорон... Но эти детские ушибы!.. Черт подери! Да что он здесь, вообще, делает, когда в Городе творятся такие дела?!.. А откуда он знает, какие дела там творятся?.. Знать не знает, но чувствует, что когда после автокатастрофы при загадочных обстоятельствах исчезает Мэр, ничего хорошего там твориться не может. У него был импульс срочно одеться и бежать обратно, но если бы он знал, где находится это "обратно"!..

А свежесть озерца влекла к себе. К тому же он уже разделся, и вряд ли что изменится оттого, что он побултыхается в воде несколько минут...

Мэр лег на шелковистую прибрежную травку, которая приятной и немного щекочущей прохладой коснулась его тела, и потянулся лицом к воде, пытаясь напиться. Он старался не вглядываться в зеркало воды, демонстрировавшее ему давно забытый юношеский облик, а смотрел в глубину, где били роднички и неторопливо плавали серебристые рыбешки.

Глубина манила и волновала... Он вытянул трубочкой губы и легко коснулся поверхности воды. От этого ошеломляюще прохладного и сладостного прикосновения по его распластанному телу словно бы проскочил электрический разряд нежности и наслаждения, как от первого прикосновения к девичьим губам, которое еще и не поцелуй, но уже скачок в иной эмоциональный мир... И Мэр представил себе полураскрытые уста своей прекрасной секретарши...

Он только сейчас понял тайный умысел своей жены, выбравшей ему в помощники такое сексуальное диво - эта близость в официальной обстановке, не позволявшей переступить дозволенную грань, заставляла его постоянно быть "в форме", не позволяла расслабляться (расслабиться можно было дома...) и, тем более, не подпускала старческие настроения, которые до того у него нет-нет, да и возникали - эти коварные желания тишины, покоя, духовной гармонии. Может быть, само по себе это и не плохо, но непозволительная роскошь для политика, у которого постоянно должны быть "ушки на макушке" и "на прицеле - пушки"...

Мэр в очередной раз восхитился мудростью своей жены. Тут же

мелькнула тревожная мысль: "Неужели этот сон был хоть чуть-чуть похож на правду?.. Неужели с ней могло произойти такое?.."

Однако первое прикосновение к воде пробудило неукротимую жажду, которая, видимо, дремала в глубинах его организма, пока он шел по тундре и по лесу. Мэр с жадностью сделал первый глоток - он ожег его свежестью и сладостью первого утоления. Закрыв от наслаждения глаза, он почувствовал, как Ее губы входят в его жаждущие уста, отдаются им с готовностью и любовью. Увидел Ее лицо, прижатое к его лицу и, коснувшись руками, которыми до того опирался о берег, поверхности воды, ощутил электризующую свежесть и чистоту Ее кожи...

"Что это со мной?" - мелькнула и погасла растерянная мысль, а руки уходили все глубже и глубже, наполняя тело блаженством, а душу безумием.

И тогда он, не помня себя, хотя немного с удивлением и наблюдая за собой со стороны, оторвался от воды, вскочил, напряженный, как пружина, и, глубоко вздохнув, нырнул в прозрачную манящую глубину.

И она приняла его, сначала ошпаривающим прикосновением прохлады к пылающему телу, а потом всезаглушающей нежностью и искрящейся от солнечных бликов голубовато-зеленоватой глубиной...

Он плыл медленно, осторожно, привыкая к этому загадочному миру, боясь потревожить его резким движением, но объятия глубины

становились все более тесными и, когда дыхание было уже на исходе, вынырнул и заставил вскипеть слегка волнующуюся поверхность воды, вопя от восторга, носясь то от берега к берегу, то по периметру озера, забывшись от упоения собственной силой и неистощимой энергией, от нежных и ошеломительных объятий упругой плоти озера... Или реки?.. Он был уже у ее истоков и почувствовал, как нежное и гибкое тело извивается у него в руках и ускользает, и отдается, доводя его до умопомрачения...

Вдруг силы его иссякли, словно, догорев, погасло пламя, и томный дымок - все, что от него осталось - извиваясь, поднимается вверх. Он расслабился и повис в воде, каждой клеточкой истомленного тела ощущая ее нежность. Упругие струи подхватили его и медленно-медленно повлекли к истоку реки... Он не сопротивлялся...

"Замереть, раствориться, - проплывало в остатках сознания, - отдаться течению..."

Он чувствовал, как льнет к нему ее благодарное и благодатное тело, словно стремясь слиться с ним в едином бесконечном потоке. И это ощущение дарило такое блаженство, что не было ни сил, ни желания сопротивляться.