Гостиница «Сигма»

– Если бы ты знал, какое это царственное зрелище – двойная звезда Алголь с близкого расстояния! – сказала однажды Зарика, и глаза ее заблестели. – В человеческом языке нет слов, чтобы передать ее красоту. Даже снимки, даже фильмы – не то. Разве что стихи… Но писать их я не умею. Потом, попозже, когда «Альберт» лег на стационарную орбиту, превратившись в заурядный спутник Беты Персея, это чувство притупилось. Все занялись обычным делом – измерениями, исследованиями магнитного поля звезды, все увязли в цифрах да графиках. Собственно, это было главное, чем мы занимались в космосе. Но поначалу… О, поначалу, когда мы только шли на сближение с Алголом… – Зарика задумалась. – Представь себе два океана, которые вращаются друг относительно друга. Вращаются – и никак не сольются. Один океан голубой, с красными прожилками, время от времени из него выскакивают золотистые протуберанцы. Другой океан – темно-вишневый, волны его медлительны, словно засыпающая лава. В этом огненном океане высилась кирпично-красная гора, поразительно похожая на фигуру человека. Не знаю, то ли тени виноваты, то ли движение «Альберта», с борта которого я вела наблюдение, но мне казалось, что фигура не является неподвижной. Она вроде бы то слегка наклонялась, то снова выпрямлялась. Мне чудилось – только ты не смейся, пожалуйста! – что это какой-то ученый ставит на звезде чудовищные по масштабу опыты. Представляешь? Вокруг него в кипящей лаве нарождаются новые химические элементы, синтезируются атомные ядра, бушуют вихри огня, а он стоит по колено в огне и невозмутимо руководит опытами… Ну вот, я так и знала, что ты будешь смеяться!.. Нет, умом-то я понимала, что все это страшная чепуха. Как бы тебе объяснить… Просто я играла сама с собой в такую игру. Я была тогда совсем девчонка. Что ты бормочешь, Борца?

– Ничего.

– Я же вижу, ты шевелишь губами.

– Тебе показалось, Зарика, – сказал Борца.

А назавтра, когда они встретились после утреннего обхода врача, Борца, немного смущаясь, сунул Зарике сложенный вчетверо пластиковый листок.

– Что это? – спросила Зарика.

– Так… не спалось вчера… После твоих рассказов о Бете Персея, – сказал Борца.

– Ну и что?

– Попытался я, понимаешь, представить себе этого самого физика там, на звезде…

– Какого физика? – все еще не понимала Зарика.

– Да этого твоего ученого. Который там, по колено в огне, руководит опытами.

– Человек-гора, понятно, – кивнула Зарика.

– Только ты прочитай, когда останешься одна, ладно? – попросил Борца.

Когда Борцу пригласили на очередную процедуру, Зарика развернула листок и прочла стихи Борцы. Стихи наивные, но в чем-то милые – быть может, благодаря своей непосредственности. В них говорилось о звезде, которая светит оттого, что в глубинах ее пылает лава идей, теснятся вихри огня, будто беспокойные мысли. Похоже, что какой-то космический Фарадей ставит здесь свои эксперименты, на чем свет стоит ругая неловких помощников. Опыты не получаются, но физик упорен – он ставит их и в десятый, и в сотый, и в тысячный раз. И вот он, успех! На исполинской ладони изобретателя горит груда алмазов. Но что это? Физик-гигант внезапно швыряет драгоценные каменья под ноги, в огненную лаву. Он жертвует новорожденными алмазами для того, чтобы звезда разгорелась еще ярче…

Зарика иногда расспрашивала Борцу о Федоре Икарове, о легендарном капитане Икарове, которого счастливец Борца – подумать только! – видел собственными глазами, мог общаться с ним: он поступил на первый курс, когда Икаров заканчивал Звездную академию.

– Какой он был? – спрашивала Зарика.

– Ну, какой, какой! Обыкновенный парень, – отвечал Борца. – Даже сутулился немного. В плечах широкий.

– Сильный?..

– Чемпион по дзю-до.

– Солнечной системы?

– Нет, академии. Это тоже не так мало. Ребята у нас были – дай бог, – произнес Борца и умолк, погрузившись в воспоминания.

– Но чем-то же отличался Икаров от остальных? – не отставала Зарика.

– Отличался, – соглашался Борца. – Он лучше всех учлетов перегрузки переносил. Эх, разлетелись наши кто куда: по звездам, как по гнездам, – заключил он ходким присловьем.

Зарике это присловье было незнакомо. Девушка сообразила, что оно родилось, по-видимому, уже после старта «Альберта».

– Как же ты не познакомился с Икаровым, – упрекнула она Борцу, – ходил рядом, дышал с ним одним воздухом…

– А кто мог знать, что Икаров – это Икаров? – резонно возразил Борца. – Он был такой, как все. Зачеты сдавал. Случалось, проказничал. Один раз даже экзамен провалил.

– Ну да! – не поверила Зарика.

– Честное слово. Собственно, это был не экзамен, а учебный поиск. По Луне…

– Расскажи, – попросила Зарика.

– Помню, как все мы в академии были поражены, когда услышали, что Федор Икаров не получил зачет. Скорей, казалось, небо обрушится на землю, чем Федор какую-нибудь дисциплину не сдаст. Он ведь во всем слыл примером. Особенно для нас, младшекурсников. Ну, а потом выяснилось, что Федор просто созорничал… – Борца снова умолк.

– Из тебя каждое слово клещами приходится тащить! – пожаловалась Зарика. – Как же дело-то было?