Гостомысл

На берегу стояла огромная сосна. Не теряя времени, старшины вывалились из лодки и рванулись за спасительное дерево. И вовремя, так как вокруг них в землю начали втыкаться стрелы.

Добежав до дерева, Лисий хвост и Тиши л а, прижались к липкому от смолы стволу. Они понимали, что надо бежать дальше, в лес, но от страха они не могли сделать и шагу, только в ужасе смотрели на впивающиеся в дерево стрелы.

А даны тем временем подошли к берегу и начали высаживаться.

Старшины поняли, что пройдет еще немного времени, и даны их схватят.

— Мы пропали! — прошептал трясущимися побелевшими губами Тишила.

Глава 56

Закончив кровавую забаву с казнями, Готлиб почувствовал голод и подал знак рукой.

У его плеча тут же склонился один из слуг, стараясь не упустить ни малейшего слова конунга.

— Скажи Олаву, что скоро иду обедать, — коротко сказал Готлиб, и слуга исчез.

— Живучие же они! — с удивлением проговорил Харальд, заметив движение на теле одного из казненных.

— Дикари всегда живучие. Чтобы их убить, им мало отрубить голову, их надо еще и подтолкнуть, — сказал Готлиб.

— Это ужасно, — сказал Харальд.

— Ты так думаешь? — спросил Готлиб, бросив удивленный взгляд на Харальда. Отметив, что у Харальда бледное лицо, Готлиб сказал: — Вот уж чего-чего, а сентиментальности за тобой не замечал.

— Я о том, что они такие живучие, — сказал Харальд.

— А-а! — сказал Готлиб. — А я думал, что ты уже стар стал. В старости все становятся впечатлительными.

— Эй! Добей их. —- крикнул Харальд палачу, который убирал свой инструмент в деревянный ящик, и вернулся к разговору с конунгом. — Знаешь, конунг, мне иногда кажется, что мы слишком жестоки с местным населением.

— Сколько тебе лет, Харальд? — спросил Готлиб.

— Не знаю. Мои родители умерли от голода, когда я еще был маленький. Чтобы выжить, я жил на причале, там всегда кусок гнилой еды найдется. А когда подрос, стал воином. Думаю, что мне около пятидесяти лет, — сказал Харальд, и на его глазах блеснула слеза.

— Да, ты стал старый, — сказал Готлиб.

— Я стар, но я не слаб — моя рука еще крепко держит меч, — сказал Харальд.

— Знаешь, Харальд, думаю, после этих казней дикари долго не поднимут голову, — сказал Готлиб.

— Сомневаюсь, — покачал головой Харальд. — Возможно, мы зря казнили старшин.

— Почему? — спросил Готлиб.

— А кто будет управлять людьми? Мы воины, наше дело брать дань, а не пасти коров, — сказал Харальд.

— Найдутся другие, — сказал Готлиб.

— Эти старшины боялись нас, и потому они готовы были выполнить любое наше приказание. Наверно, мы погорячились. Выпороли бы их, и этого хватило бы, — сказал Харальд.

— Я не позволю себе сомневаться в своих действиях, потому что мы не можем ошибаться: если мы казнили старшин, то, значит, сделали это правильно. Если я начну сомневаться, рассуждать о морали, то мне наступит конец. Потому что я не философ, я конунг. Быть конунгом — кровавое дело, — сказал Готлиб.

— Ты прав, конунг, воин не должен рассуждать, — сказал Харальд.

— Но вот в чем я ошибся, так это в том, что разрешил казни устроить на своем дворе, — весело сказал Готлиб. Заметив удивленный взгляд воеводы, пояснил: — Сейчас жарко и через пару дней эти завоняют, тогда тут не продохнешь. Распорядись, чтобы ночью всю эту дохлую говядину убрали со двора.

— Пусть сейчас убирают. А то вид будут портить, — сказал Харальд и отдал приказ слуге: — Скажи, чтобы убрали трупы.

— Мне трупы аппетит не отбивают — сказал Готлиб.

— А меня выворачивают, — сознался Харальд, и немного подумав, добавил: — Но город не может оставаться без управления. И кого теперь изберут дикари вместо казненных старшин, не очень ясно...

Готлиб перебил его:

— Кого угодно! Главное, чтобы кто-то отвечал за это стадо. Не устроят нас новые старшины, и их повесим.

— Надо кого-либо из наших назначить городским посадником, — предложил Харальд.

— Олав подошел бы для этого. Жаль, я уже назначил его управляющим во дворце, — сказал Готлиб.

— Посадником можно назначить Герарда. Воин смелый и решительный. С дикарями жесток, — сказал Харальд.

— Управляющего другого можно будет назначить, — задумчиво проговорил Готлиб. — Да к тому у нас же есть и эта красотка-ключница. Она сообразительная. И, кажется мне, что язык наш понимает. Она и сама справится с управлением дворцом.

— Да? И отравит нас в недобрый час, — возразил Харальд.

— Не отравит, — сказал Готлиб.

— Это почему? — недоверчиво спросил Харальд.

— Потому что женщины — существа не такие, как мужчины. Для женщины не имеет значения племя, в котором она живет, для нее важен только муж, который кормит ее и ее потомство. А потому она будет послушна и предана тому, кто даст ей сытную жизнь, — сказал Готлиб.

— Однако ты знаток женщин, — сказал Харальд и с иронической улыбкой на губах заметил: — Однако почему-то до сих пор не завел жены.

Готлиб, усмехнувшись, спросил:

— А зачем мне жена, если мне всегда есть с кем спать?

— Это шлюхи, — сказал Харальд.

— Я столько видел женщин, что меня уже ничто не удивит в них. Они все одинаковы, и шлюхи, и королевы. Одинаковы даже их речи. Только в цене они различаются, — сказал Готлиб.