Государь

Подтверждающе качнув лысеющей головой, и с растущим изумлением увидев, что лицо правителя тут же повернулось точно в его сторону, пожилой казначей поспешил дополнить ответ главного воеводы:

— Проговорился кто-то из дворцовой охраны, государь, но кто именно, вызнать так и не удалось. Наверное, видели, как твои постельничие стражи схватили отравителя — и уже сами додумали остальное. Или слуги не удержали языки за зубами… Сейчас уже и не узнать, кто первым отворил уста, государь.

— Плохо.

Скребнув по полированной поверхности стола пальцами, затянутыми в тонкие замшевые перчатки, Димитрий помолчал, нагнетая напряжение. И лишь затем милостиво разрешил именитым вельможам разместить свои зады на гостевых стульях.

— Надеюсь, в установлении истинных виновников покушения вы были более удачливы?

Радзивил все так же скорбно молчал, епископ Протасевич его в этом всемерно поддерживал — зато Волович и Ходкевич прямо светились от удовольствия, время от времени поглядывая на князя Острожского. У которого на стольце как раз и лежали результаты усердного труда всех членов сыскной Комиссии: однако сам Константин всеми силами демонстрировал присутствующим, что он всего лишь великокняжеский секретарь. И вновь незрячий хозяин кабинета каким-то образом заметил взгляды своих вельмож на пухлую укладку из толстой темно-коричневой кожи с тиснением, набитую исписанной бумагой:

— С допросными листами и всем прочим я ознакомлюсь позже. Пока же — своими словами самое главное. Отравитель выдал того, кто его сподвиг на злодеяние?

— О да, государь! Поначалу мерзавец отмалчивался, но же его разговорили: яд ему передал аббат Полоцкого монастыря бернардинцев, а главный зачинщик и вдохновитель…

Скорбно вздохнув, казначей как бы нехотя озвучил имя главного отравителя — оказавшегося троюродным племянником великого канцлера литовского, Юрием Радзивиллом. Пока Великий князь молчал, дядя изменника успел сильно побуреть лицом и посинеть губами от волнения — однако Димитрий не стал его терзать, а лишь негромко уточнил у Воловича:

— Что показал полоцкий аббат?

— Его кто-то предупредил, государь, и он смог скрыться от посланных по его душу маршалков.

Повернув лицо к страрающемся быть невозмутимым епископу Протасевичу, молодой правитель укоризненно обронил:

— Плохо. Для тебя плохо, Валериан — ты же это понимаешь?

Страдальчески изогнув брови, иерарх перекрестился и слегка поклонился царственному слепцу — хотя насчет этой его немощи у всех уже были довольно сильные сомнения.

— В каждом стаде есть паршивая овца, государь мои Димитрий Иоаннович. Я приложу все свои скромные силы к тому, чтобы его непременно сыскать и склонить к искреннему покаянию.

— Что же, времени тебе на это благое дело до начала лета. Но коли не сыщешь мне аббата, то пеняй на себя — опалюсь на весь монастырь разом. Что же касается Юрия Радзивилла… Где твой родич, Николай? Почему не желает сам развеять возможные наветы?

Канцлер литовский явно через силу выдавил из себя нерадостную весть:

— Он тайно от всех сбежал в Краков, и принял там католичество и монашеские обеты. Прости, государь…

Промолчав, хозяин дворца задумчиво постукал пальцами по столешне.

— Действительно: в каждом стаде бывает… Гм. И все же я даю ему возможность одуматься и покаяться, явившись в Вильно на мой суд до наступления лета. До той поры все его имения и имущество будут управляться дьяками великокняжеской казны, и Николай — если беглец пришлет тебе какое послание, не таи его от меня.

Старший Радзивилл оживал прямо на глазах, поняв, что опала только что его миновала.

— И не помышлял об ином, государь!

Небрежно положив десницу на пухлую стопку желтоватых бумажных листов и явно не раз скобленого и исписанного пергамента, что лежала на его столе, Димитрий Иоаннович повернул лик в сторону великого гетмана Ходкевича и недовольно поинтересовался:

— Мне понятно теперь, отчего в донесениях постоянно треплют имя Радзивиллов. Нет тайны и в упоминании Сапег: богаты, врагов нажили немало, да и как сменившие веру под подозрением — всем известно, как часто новообращенные в католичество проявляли дурное рвение… Но Вишневецкие? Каким образом они попали на языки шляхты? Или мой юный чашник тоже замечен в какой-то крамоле?

— Э-э?.. Нет, государь, ни он сам, ни его достойный отец ни в чем таком… Тут скорее отличились дядья юного княжича.

— Да? И что с ними не так?

Раскатисто кашлянув, на помощь временному союзнику пришел подскарбий Волович, с нескрываемым злорадством пояснивший:

— Канцлер поставил их надзирать за возведением новых крепостиц на границе с Диким полем, а они в том деле изрядно проворовались. К слову, и лопаты с пилами из тульского уклада они тоже большей частью покрали и продали иноземным негоциантам.

— Вот как?.. Это же та ветвь семьи, что владеет Вишневцами?

— То так, государь.

Как-то неопределенно поведя плечами, молодой правитель неожиданно мягким голосом обратился к великому канцлеру литовскому, отчего-то вновь успевшему налиться дурным багрянцем пополам с синевой: