После тысяча четыреста девяносто четвертого года, когда городские правители были изгнаны из Флоренции, здесь царила не столько организованная власть, сколько некая честолюбивая распущенность. Положение в городе становилось все хуже, и многие популяры, предвидя его крах и не замечая других причин, обвиняли некоторых могущественных лиц в том, что они из честолюбия устраивают беспорядки, чтобы распоряжаться государством по своему усмотрению и отнять у народа свободу. Названные популяры ораторствовали на площадях и в лоджиях и, хуля некоторых горожан, угрожали им, что, попав в члены Синьории, они раскроют их обман и накажут их. Случалось так, что иные из них действительно вступали в эту высшую должность, но, заняв ее и познакомившись с положением дел вблизи, они начинали понимать, отчего происходят беспорядки, и сознавать опасность и трудности, мешавшие их устранить. Уяснив, что причины неустроенности коренятся в обстоятельствах времени, а не в людях, эти ораторы меняли свой настрой и свои намерения, потому что знание подробностей снимало с их глаз пелену, застилавшую их во время общих рассуждений. Но те, кто слышал этих людей, когда они были частными лицами, и замечал, что, заняв должность, они успокоились, приписывали это не лучшему пониманию вещей, а подкупу и обману со стороны грандов. И так как это происходило много раз со многими людьми, возникла даже поговорка, которая гласила: одна душа у них на площади, другая – во дворце. Подводя итог всему вышесказанному, мы видим, что можно легко открыть глаза народу, который обманывается в своем общем суждении, найдя способ заставить его обратиться к частным вопросам; как и поступил Пакувий в Капуе и Сенат в Риме. Я думаю также, что можно заключить следующее: разумный человек никогда не должен пренебрегать народным мнением о частных делах, например, о распределении должностей и званий, ибо только в этом народ не обманывается, а если и ошибается иной раз, то гораздо реже, чем будет ошибаться кучка людей, если ей доверить такие награждения. Мне кажется нелишним сказать в следующей главе, каким образом Сенат обманывал народ при распределении должностей.
Глава XLVIII
Кто не хочет, чтобы какая-либо должность досталась ничтожеству или негодяю, пусть выставляет на нее либо слишком ничтожного и слишком негодного, либо явно благородного и достойного человека
Когда Сенат опасался, чтобы трибуны с консульской властью не были из плебеев, он избирал один из двух способов: либо на эти должности выставляли кандидатуры самых уважаемых в Риме людей, либо сенаторы соответствующим образом подговаривали каких-нибудь ничтожных плебеев самого низкого пошиба, чтобы они испрашивали эти должности вперемешку с другими, более порядочными плебеями, которые на них претендовали. В этом последнем случае плебеям было стыдно избирать своих сотоварищей; первым же они стыдились отказать в должности. Все это лишь подтверждает наши предшествующие рассуждения, в которых показано, что если народ обманывается в общих суждениях, то не ошибается в частных.
Глава XLIX
Если города, изначально получившие вольное устройство, наподобие Рима, с трудом вырабатывают поддерживающие его законы, то городам, основанным в рабстве, это почти недоступно
Насколько сложно при устройстве республики предусмотреть все решения, которые смогут сохранить ее вольность, хорошо видно на примере Римской республики; несмотря на законы, принятые сначала Ромулом, затем Нумой, Туллом Гостилием и Сервием и, наконец, десятью гражданами, назначенными специально для этой цели, в ходе управления городом вскрывались все новые и новые нужды, требовавшие все новых установлений, как это произошло при утверждении должности цензоров, что было одной из мер поддержания свободы в Риме во времена его вольности. Суду цензоров подлежали римские нравы, и это было одной из главных причин, замедливших разложение среди римлян. Правда, поначалу при утверждении цензорской должности была допущена ошибка, потому что предусматривалось отправление ее в течение пяти лет, но вскоре этот промах был исправлен благодаря разумным методам диктатора Мамерка, который своим новым законом сократил пребывание в указанной должности до восемнадцати месяцев. Но тогдашние цензоры так были этим недовольны, что удалили Мамерка из Сената, к негодованию как плебса, так и отцов-сенаторов. Не сохранилось никаких известий относительно того, мог ли Мамерк защищаться, что свидетельствует либо о пробелах в исторической записи, либо о недостатках римского устройства, потому что нельзя считать правильно устроенной республику, в которой можно безнаказанно обидеть гражданина за принятый им закон, не нарушающий свободы.