Государь

– Я вот что скажу, – вновь вылез Рузила. – Там, в крепости, народ разный живет. Может, найдутся такие, что за хорошую мзду нам ворота откроют? Тогда и ломать их не придется.

Молчание было ему ответом.

Никто из присутствующих не боялся драки. Многие так даже и любили…

Но одно дело – биться в чистом поле, а совсем другое – получить по загривку сброшенным со стены булдыганом. Или кипятку под кольчугу словить. Причем – лично. Поскольку лучшие воины и бьются на лучших местах. То есть – впереди. Но еще обиднее – терять дружинников. Своих. Братьев. С которыми много лет – в одном строю…

– И как же ты думаешь подкупить стражу, Рузила? – выразил общую мысль Сигурд-ярл. – Может, у тебя свои люди есть по ту сторону стен?

– Нету, – огорченно признал вятич. – Но, может, у воеводы Богуслава – есть?

Богуслав молчал. Ухмылялся.

– Говори, брат, не томи! – воскликнул Претич.

Богуслав поглядел на Владимира. Лицо у великого князя – непроницаемое. Здесь, на совете, послухов корсунских нет. Понимает Владимир: был бы у кого подход к обороняющимся, так уже и сказал бы. Однако кое-что в запасе у Богуслава всё же имеется…

– Люди верные в Корсуне у меня есть, – сказал младший Серегеич. – Но власти у них – немного. Зато я знаю, у кого по ту сторону стен родич есть. И родич тот у корсунского стратига – в большой силе.

– И у кого же? – жадно спросил Сигурд.

– У тебя, ярл!

Глава 5 О родстве и мести

– Русы взяли переднюю стену на западе, – сообщил Гёдбьёрн. – Насыпают земляной вал со стороны балки.

– А что Святые ворота? – спросил стратиг.

– Отступились, – сказал варанг. – Как мы смолой их «черепаху» с тараном попотчевали, так и отошли. Но потеряли немногих. Стрелки у русов очень хороши. Чуть высунешься – вмиг находят. А еще от них кричали, что переговоров хотят. Будешь с ними говорить, сиятельный, или пусть с протевоном толкуют?

– Нет! – отрезал Михаил. – Сам говорить буду.

У протевона хорошие земли по ту сторону стен. И три солеварни. Везде сейчас русы хозяйничают. Дай волю городскому совету, завтра же город сдадут. А что им? Под архонтом Владимиром, пожалуй, воли у херсонитов даже больше будет, чем под Константинополем.

– Собери мне сопровождающих, и пусть объявят перемирие, – распорядился стратиг.

– Со стены говорить станешь? – спросил Гёдбьёрн.

– Нет. Выйду.

– Опасно…

– Я – стратиг, а не рыботорговец! Да и не так уж опасно. Русы слово держат…

* * *

– Вон тот, рыжебородый, справа от стратига, и есть Гёдбьёрн, – сказал Богуслав брату. – Будем надеяться, что Сигурд сумеет намекнуть ему на желательность встречи. А уж устроить это дело будет нетрудно. Ночи здесь темные…

* * *

Устроить встречу оказалось непросто. Михаил Херсонит был человеком опытным и понимал, что нельзя допустить сношений горожан и осаждающих. Он не доверял никому, даже своим «верным», потому что знал: подкопом было взято куда меньше крепостей, чем подкупом. Так что стража на стенах, а особенно при боевых калитках была подобрана так, чтобы одни следили за другими. И все переговоры с русами стратиг вел только лично, а в его присутствии ни о каких параллельных переговорах речи быть не могло.

Михаил понимал также, что опасность может подстерегать и внутри херсонских стен. Стратиг полагал, и не без основания, что он – единственная преграда между обороной и почетной сдачей. Так что берегся патрикий как только мог. Охраняли его одновременно «верные» наемники и преданные его роду соотечественники. Пищу готовили под присмотром его собственной жены и всё равно сначала проверяли на двух рабах, а уж потом приносили стратигу. Ох, непросто быть представителем Автократора в Херсоне!

Но Михаил был весьма далек от того, чтобы впасть в отчаяние. Всё, что от него требовалось, – продержаться нужное время. До прихода помощи из Константинополя. А помощь придет непременно. Херсон василевсу нужен!

Однако русы тоже проявляли упорство. Отчаявшись разбить ворота, они перешли к более долговременному проекту – созданию земляного вала. Согнали к крепости почти тысячу местных жителей и заставили таскать землю. Работали невольники под прикрытием щитов и стрелков-хузар. Каждый день гибло несколько десятков работников, но толку от этого было немного, потому что русы тут же пригоняли новых. Земляной вал рос, поднимаясь и подбираясь к стене… Пока Михаилу не пришла в голову замечательная идея.

Дело в том, что русы строили свой вал исключительно при свете дня, а ночью и землекопы, и их стража, все до единого, уходили в лагерь.

Вот и решил стратиг: почему бы его людям не использовать темное время суток в своих целях.

И в одну славную безлунную ночь даже не калитка – ворота крепости открылись и выпустили большой отряд воинов, сопровождавший изрядное количество рабочих, подобно муравьям набросившихся на земляной вал. До самого рассвета, под прикрытием внимательных дозорных, херсониты растаскивали принесенную русами землю: частью – на укрепление собственных стен, частью – прямо в город. Брали аккуратно, с разных мест. Так чтобы уменьшение осадного вала было не слишком заметно.