Государь

– Я – Гёдбьёрн, «верный» василевса россов, – на приличном ромейском сообщил варанг. – Василевс велел вам следовать за мной.

– Василевс? – Загорелая физиономия друнгария перекосилась от ненависти. – Архонт россов!

Варанг спорить не стал.

– Вы идете или возвращаетесь на корабль? – поинтересовался он.

За воротами открывалась узкая улочка, еще более стесненная торговыми лавками. Дальше – площадь с фонтаном и медными вздыбившимися конями. И ни намека на воинов архонта. Обычная провинциальная толпа, занимающаяся своими делами.

Жалкая кучка молодых скифов без стеснения разглядывала богатые одежды друнгария. Переговаривались по-своему. Цокали языками. Стоящие за спинами друнгария и свиты щитоносцы в блестящих латах их, похоже, не интересовали. А ведь стоит друнгарию скомандовать – и воины прикончат наглых мальчишек в считаные мгновения…

Друнгарию очень захотелось отдать такой приказ. То, что он пришел с миром, не имело значения. Победителей не судят, а Господь простит этот маленький обман. Ворваться в город, занять ворота – пятидесяти сопровождающих его щитоносцев должно хватить для выполнения такой задачи. Затем высадка основных сил, и Херсон – в его руках! Но друнгарий заподозрил ловушку. Не могут же варвары быть настолько беспечными!

И точно! Стоило друнгарию задрать голову (что было не так просто с его головным убором) и поглядеть на стены, как причина кажущейся беспечности разъяснилась. На стене, как оказалось, полно скифов! Снаружи их почти не разглядеть, но изнутри лучники-россы превосходно видны. Можно не сомневаться, что воины друнгария будут перебиты раньше, чем корабли его флота поднимут якоря.

Друнгарий лично не участвовал в битве, уничтожившей Варду Фоку. Он «всего лишь» пожег корабли мятежников, но от других друнгарий Ираклий много слышал о скифских стрелках.

– Веди! – велел он фальшивому этериоту.

И мирная делегация, позвякивая доспехами, двинулась через имперский город к дворцу имперского стратига… Занятого архонтом варваров.

* * *

…Стратиг Михаил Херсонит тоже был здесь. В полном облачении и даже с церемониальным мечом у пояса.

Но глаза доверенного представителя императора в Херсоне глядели в пол. В отличие от восседавшего на маленьком троне архонта россов. Бывший союзник, а ныне – опасный враг надменно взирал на друнгария флота блестящими синими глазами. Обремененные широкими браслетами (красное золото и огромные, размером с голубиные яйца, драгоценные камни) ручищи покоились на львиных головах подлокотников. Ноги в пурпурных, позволенных лишь Автократору, сапогах попирали ковер… Нет, не ковер – имперское знамя с точно таким же орлом, что украшал плащ друнгария, символизируя данные ему Автократором полномочия.

Увиденное настолько поразило друнгария, что он утратил душевное равновесие и вместо поклона и учтивых слов, подобающих дипломату, выплюнул злую фразу:

– Архонт варваров, поправший союзный долг и клятву верности, как объяснишь ты содеянное тобой и твоими людьми злодеяние?

Владимир уже более-менее изъяснялся по-ромейски, но друнгарий выпалил поносные слова так быстро, что великий князь не успел уловить их смысл.

– Что он сказал? – спросил Владимир, обернувшись к Богуславу.

– Ругается, – пояснил тот. – И злобно. Я бы, пожалуй, содрал с него имперские тряпки и вразумил доброй плеткой.

– Нехорошо, – покачал головой Владимир. – Он пришел говорить. Так пусть говорит. Переведи мне в точности, что он сказал.

– Как угодно, княже, – ответил Богуслав. И перевел. Громко.

На какое-то время в зале повисло напряженное молчание. Руки присутствовавших здесь воевод легли на мечи. Вели князь – порубят наглеца.

Но – не велел.

Поглядел на сердитого друнгария, фыркнул:

– Ну и кочет! – И рассмеялся.

Тут комизм ситуации дошел и до остальных русов. Так вот кого напоминает разряженный ромей! Петуха. Пестрого, храброго, глупого петуха.

Веселились все. Гоготали, ржали, хлопали себя по ляжкам… Даже скоморошье представление редко вызывает такой хохот…

Не смеялись двое. Улицкий князь Артём, очень внимательно наблюдавший за друнгарием, в коем сразу признал опытного воина… И Габдулла Шемаханский, замерший в состоянии напряженной готовности, потому что видел, как краснеет от гнева смуглое лицо ромея и медленно ползут к мечу унизанные перстнями пальцы…

Раскаты хохота еще сотрясали душный воздух зала, когда Габдулла, точно уловив момент, метнулся вперед, уже в прыжке выхватывая саблю… И вовремя оказался между друнгарием и князем.

Смех стихал постепенно. Многие так развеселились, что не сразу разглядели происходящее…

– Если ты хочешь умереть, кяфир, ты только попроси, – произнес Габдулла по-арабски. – Или сделай еще один шаг. Один шаг – этого довольно.

Друнгарий застыл с мечом в руке. Он достаточно долго воевал на востоке империи, чтобы понять сказанное. И он, действительно, был опытным воином…

И он уже опомнился. Гнев сменила холодная ярость. Оскорбленный патрикий империи не должен искать смерти. Он не должен думать о своей чести. Он не дикарь. Он служит василевсу. Смех дикарей значит для него не более, чем хрюканье свиней.