Государь

– И что же, из-за какого-то кольца свадьба расстроилась? – спросил черниговский князь Фарлаф, человек мудрый и понимавший, что объединение владений конунга Олава и свейских земель стоит подороже любого кольца.

– Нет, – покачал головой Стемид. – Хотя допускаю, что кольцо это как-то подействовало на Сигрид и ее дальнейшие поступки. Следующей весной она и Олав встретились, и всё складывалось хорошо, но потом Олав заявил, что Сигрид должна креститься, а та заявила, что не собирается отказываться от веры своих родичей. «Впрочем, – добавила она, – ты, Олав-конунг, тоже можешь верить в тех богов, в которых пожелаешь».

Сигрид не зря прозвали Гордой.

Олава такие слова оскорбили и разгневали настолько, что он закричал на нее и заявил, что не станет жениться на язычнице. И даже ударил ее перчаткой, которую держал в руке. Тут люди Сигрид схватились за оружие и люди Олава – тоже, но до крови дело не дошло, потому что сила была на стороне Олава.

«Такой поступок, – пообещала ему Сигрид, – будет стоить тебе жизни!» И Олав уехал. Свадьба, ясное дело, не состоялась.

– Вот так, – завершил Стемид Большой, – старые боги не позволили Олаву стать конунгом свеев.

Многие на княжьем пиру задумались. И было о чем. Всем ясно, что в этой истории боги нурманов оказались сильнее Христа.

– А что же Гудрун, дочь Скегги? – вмешался Артём, угадав, что встревожило новокрещеную гридь. – Женился ли на ней Олав-конунг?

– Да, – кивнул Стемид Большой. – Но в первую же ночь, едва конунг заснул, она ударила его кинжалом.

– Почему ты молчал, Стемид? – воскликнул Сигурд. – Что с моим племянником? Он жив?

– Чтоб женщина убила такого, как Олав Трюггвисон? – Белозерский князь засмеялся. – Конечно, он жив. Олав проснулся, удержал руку Гудрун и отнял у нее кинжал. А потом вышел к своим людям, пировавшим в доме, и рассказал о том, что случилось.

– Что он сделал с ней? – быстро спросил Владимир, выказав неожиданное волнение. – Убил?

Стемид покачал головой:

– Велел ей забрать приданое, своих людей и убираться прочь.

– Простил, значит… – сказал кто-то.

– Можно сказать и так, – отозвался Стемид.

Тут снова вмешался Сигурд-ярл:

– Мой племянник не настолько глуп, чтобы мстить женщине! – заявил он. – Сделать так – значит признать, что ты испугался бабы с железом в руках! Вот смеху будет!

– К тому же, – негромко проговорил Добрыня, обращаясь к своему племяннику. – У Железного Скегги наверняка было немало родичей и сторонников. Зачем же Олаву, заплатившему виру и решившему дело миром, вновь ссориться с ними? Как верно сказал наш Сигурд-ярл: он не настолько глуп.

Добрыня не знал о том, что произошло ночью между Владимиром и Рогнедой. Великий князь не стал никому рассказывать о случившемся. Жить Рогнеде или не жить, он должен был решить сам. И он тоже не был настолько глуп, чтобы посчитать так вовремя рассказанную историю женитьбы Олава случайностью.

– Бог защитил Олава! – твердо произнес Владимир.

И никто ему не возразил.

* * *

– …Наклонись ближе, Годун, – просипел Рёрех. – Многое хочу тебе рассказать прежде, чем уйду за Кромку. Многое… Только тебе. Никто из родичей твоих знать не должен, потому что силу эту принять лишь один может и выбран из всех ты…

Хрипло, невнятно говорил старый варяг. Илья слушал напряженно, запоминая каждое слово, впитывая памятью, не упуская ничего, потому что знал: повторения не будет.

– …У заветного дуба на заветной горе ляг на землю, Годун, и попроси ее. Слов не ищи. Земля, она сама слова подскажет. И сама всё верному даст, лишь бы место – правильное.

– А как его найти, правильное место? – спросил Илья.

– А найти его нельзя, – ответил умирающий варяг. – Оно само находит. И само дает. Ты, главное, почуй его. И возьми.

– А что даст-то, дедко Рёрех?

– А что надо, то и даст, – в горле старого свистело, будто кто-то на дудке наигрывал.

– А что мне надо? – спросил Илья. – Есть у меня всё. Разве вот слава… Да я ее и сам добуду.

– Дурень ты, – прохрипел Рёрех. – Не тебе надо. Ей. Наклонись-ко…

Вцепился жесткими пальцами в льняную макушку Ильи с неожиданной для умирающего силой, забормотал что-то… Колдовское, не иначе.

Илья не испугался. Знал: дедко Рёрех дурного не сделает.

Пальцы разжались. Дед, ослабев, лежал неподвижно. Дудочка посвистывала.

Илья подумал: заснул, ан нет. Единственный глаз умирающего вновь приоткрылся.

– …Там старые боги… – чуть слышно прохрипел Рёрех. – Мокошь… Земля… Тебе… Всё…

Илья подумал: «Бредит». Но все же спросил:

– Почему мне, дедко? Я Христу-Богу кланяюсь. Старые боги – не мои. Вот Перун разве…

– Перун… – повторил старый. – Перун еще послужит… Послужит… А тебе – дастся… Боги… Много… Разные… Земля – одна… Кровью поена… Щедра… Да не всякому… – И неожиданно твердо: – Тебе – даст. Запомни: заплутаешь в мире – на место мое иди. Я помогу.

– А где оно, место твое, дедко? – спросил Илья. – Где курган тебе насыплют?

– Дурной… – Ус Рёреха дернулся. Умирающий силился улыбнуться. – В костях горелых… Дурной… – И снова забормотал непонятное.

Илья наклонился низко – ухом к самым губам, чтобы не упустить ни слова… Уловил только два слова: «Халег Ингварсон»… Вроде бы.