Государь Иван Третий

Зимний день был во всей своей красе. Морозец слегка, как бы играя, пощипывал щеки. Снег блестел, словно его натерли воском. При каждом шаге снег скрипел, точно говоря: «Посмотри, какой я красивый!» Такая погода бодрила. Дышалось легко и приятно, поднималось настроение.

Иван Васильевич вышел на крыльцо и остановился, глубоко втянув холодную струю воздуха. На нем была медвежья шуба нараспашку, зеленый кафтан, мягкие катанки. На голове – мохнатая медвежья шапка. Когда он выпрямился, его можно было принять за сказочного богатыря.

– У-уф, – громко выдохнул он, напугав неслышно подошедшую Софью.

– Ты что? – удивилась она.

– Хорошо-то как! Не то что у тя в Греции. Разве там бывает такая красота? – Он повернулся к ней.

– Да! Красиво! – ответила она, застегивая на груди горностаевую шубку.

Этой шубке – подарку мужа – она была так рада, что тайком надевала ее у себя в опочивальне, любуясь в зеркало.

Внизу их ждала повозка с лошадьми, запряженными цугом, с двойным выносом. Повозка была громоздкой, специально сделанной для Ивана Васильевича. Два оконца по бокам освещали обивку из волчьей шерсти, которая делала повозку более теплой и нарядной. Широкое заднее сиденье было мягким, удобным.

Князь приготовился было первым залезть в повозку. Но его взяла за руку Софья и покачала головой. Князь покосился на конную охрану, которая с безразличным видом взирала на происходящее. Когда они уселись, Иван Васильевич дернул за конец сыромятного сигнального ремня. Слышно было, как звякнул колокольчик и тотчас раздался бас:

– Но-о-о! Родимые!

Карета рванула с места.

А в Коломне их ждали. Версты за две уже стоял народ, сбежавшийся из соседних деревень. Княгиня жадно смотрела в окно. Народ здесь одет был бедновато и однообразно. На всех шубейки. У кого латаные-перелатаные, у кого получше. Шапки меховые, все обуты в катанки.

По мере приближения к городу одежда менялась – все чаще мелькали женские, украшенные жемчугом, шубки. На головах – кички с каменьями. Мужики тоже были в шубах: лисьих, волчьих, медвежьих. А на головах – круглые шапки.

Возница въехал в старый кремль, на церковную площадь. Княжеские воины уже оцепили ее. За ними, как за оградой, мельтешил народ. На холодном зимнем солнце их каменья горели как звезды в лунную ночь.

Только карета переехала въезд, как ударили колокола. Вперемежку со звоном послышалось воронье карканье. Приезжих встретил батюшка. Князь перед ним преклонил колено и поцеловал руку. Низко склонилась и Софья. Ее губы коснулись грубоватой руки владыки.

И тут, как из-под земли, перед княжеской четой появился некто. Его голое тело прикрывал рваный зипун неопределенного цвета, на голых ногах видны были чувяки с дырками. Лицо узкое, худое, с козлиной смешной бородкой. Глаза впалые, но зоркие. Жидкие волосы покрывали его череп.

– А-а… Хозяин пожаловал! Давненько я тя не встречал, – продолжал он хриплым, простуженным голосом. – А это кто с тобой? – Он шагнул к Софье.

Та даже отпрянула от него.

– Не бойся, не укушу! Нечем! – И он открыл рот, показывая редкие желтые зубы. – А ты, баба, себе на уме! – Он махнул перед ней сухим, тонким пальцем с загнутым черным ногтем.

Потом повернулся к князю:

– Учти, дяденька: сколь в ней добра, столь и зла.

Подскочил местный воевода Беззубцев.

– Гришка, пошел отсель! – наступая на него грудью, приказал тот.

– А ты мня, убогого, в темницу спрячешь? – отступая мелкими шажками, отбивался он. – А я выйду и оттуда! А у тя беда, сынок, будет! – говорил тот, продолжая отступать шаг за шагом.

– Гришка-то, юродивый, ишь, что молотит! – гудела толпа.

– Да кто его слушает?

Воевода все же его оттеснил.

– А кто ест юродивый? – дернула Софья за рукав воеводу.

– Да это, государыня, божий человек.

Княгиня не поняла, что такое божий человек, но промолчала.

Князь с княгиней вошли в церковь. Софья спросила, глядя на Ивана Васильевича:

– Кто тот был? – Она решила уточнить.

– Божий человек, – ответил и князь.

Лицо его выражало неудовольствие, слова юродивого врезались в память. Начавшийся молебен заставил отвлечься от этого маленького происшествия. Но почему-то Софью это задело. Когда молитва закончилась, она шепнула Ивану Васильевичу:

– Скажи, чтоб ему обутку дать.

Князь чуть улыбнулся.

– Захоти он, давно бы не только катанки имел, но и шубу медвежью. Этот люд благ таких не признает, – ответил он.

После окончания службы протопоп пригласил их к себе на обед. С ними пошли приглашенные Иваном Васильевичем воевода и пара бояр.

На второй день начался осмотр строительства крепости. Шла она ни шатко ни валко. Князь вспылил, схватил воеводу за ворот, тряхнул так, что его шапка отлетела саженей на десять. Он еще больше разозлился, когда взял в руки кирпич, а он у него развалился. Воевода едва увернулся от брошенного в него камня.

– Денег не получишь! А я тя на Белоозеро, мерзавца, сошлю!

– Успокойся, Вануша, – гладя его руку, проговорила Софья, – ты послать люди в Рим. Там… такой строитэль! Вот и собор надо ново…

– Пошлю, обязательно!

Осмотр закончился. Кое-кого высекли, прогнали. Князю надо было успокоиться.