Государь всея Руси

Наступила зима. По Руси ползли тревожные слухи. Суздальское пленение и Курмышский окуп не могли не нанести удара по личному авторитету Василия Васильевича. Шемяка начал плести сеть интриги. Еще до возвращения Василия Васильевича из плена он заключил союз с суздальскими князьями — злейшими врагами Москвы. В конце XIV в. великий князь Василий Дмитриевич, искусный дипломат, добился от хана Тохтамыша ярлыка на Нижний Новгород, входивший до этого в удел суздальских князей. Потомки Бориса Константиновича Нижегородского не простили ему этого. Даниил Борисович навел ордынцев на Владимир — стольный город Руси был разграблен и сожжен в 1411 г., второй раз после Батыя. Борьбу за независимость своих уделов продолжало и следующее поколение суздальских князей — внучатые племянники Бориса. С ними-то и заключил договор Дмитрий Юрьевич, готовясь к решительной борьбе за московский стол. Он отдал им Суздаль, Нижний Новгород, Городец и Вятку, признал за ними право самостоятельных сношений с Ордой. В обмен на это суздальские князья должны были признать его старшинство, т. е. великокняжескую власть.[11] Шемяка не скупился — в поисках союзников щедрой рукой отдавал то, Что приобреталось Москвой десятилетиями трудной дипломатической и военной борьбы.

Еще более важным был для Шемяки союз с князем Иваном Андреевичем Можайским. Он убедил князя Ивана, что Василий обещал отдать Москву и все московские города хану, а сам решил стать тверским князем. Об этом было сообщено и Борису Тверскому — он тоже примкнул к антивеликокняжеской коалиции. Бояре, и гости (верхушка купечества), «и от чернецов»— довольно широкий круг лиц был втянут в заговор Шемяки.

Дело было, конечно, не только в коварстве Шемяки. Поражение и унижение великого князя, неслыханные на Руси, развязали руки всем тем, кто был заинтересован в его ослаблении, кто стремился к сохранению и приумножению своих уделов, к консервированию порядков феодальной раздробленности. Вчерашние «друзья» великого князя становились врагами, показывая свое истинное лицо. Только сам великий князь Василий не знал или не хотел знать о тучах, сгущающихся над его головой. Только этим можно объяснить, что в начале февраля он решил отправиться на богомолье к Троице «с малыми зело людьми». Не знал великий князь, что заговорщики следят за каждым его шагом и что Шемяка и Иван Можайский стоят уже в Рузе, в двух конных переходах от Москвы.

«Если государя или другого какого человека никогда не обманывали, то он подобен животному, не имеющему понятия о добре и зле» — так характеризует средневековую мораль современник, Филипп де Коммин.[12] Опытный француз хорошо знал, что говорит,— сам обманывал своего повелителя, герцога Бургундского, и переметнулся к его злейшему врагу, королю Франции.

Как только Василий выехал к Троице, изменники помчались к Москве. Заговорщики открыли ворота. В ночь на 13 февраля Шемяка вошел в Москву. Прежде чем москвичи успели прийти в себя, столица оказалась в руках Шемяки и его пособников. Начались расправы. Были захвачены обе великие княгини, разграблена казна, схвачены и пограблены верные Василию бояре. Заняв обманом Москву, Шемяка в ту же ночь послал Ивана Можайского со многими людьми для захвата самого великого князя...

В Троицком монастыре разыгралась сцена, достойная шекспировских хроник. Не поверил Василий Васильевич известию, что идут на него Шемяка и Можайский: «Яз с своею братьею в крестном целовании, то как может то быти так». А к монастырским воротам по глубокому снегу уже приближалась длинная череда саней, крытых рогожами. В каждых санях сидело по два воина в доспехах, третий шел за возом. Захватив врасплох княжескую стражу, воины вскочили на коней и полетели к монастырю, «яко на лов сладок». Бросился Василий Васильевич на конюшенный двор, но было уже поздно — «не бе ему коня уготовано»: ведь он сам, «надеяся на крестное целование... не повеле себе ничего уготовити». Василий понял, что он в западне, и заперся в каменном Троицком соборе. Заговорщики окружили храм. И тут, вероятно единственный раз в жизни, великого князя Василия Васильевича покинуло мужество. Со слезами умолял он своих врагов о пощаде, обещал не выйти из монастыря, постричься в монахи. Но тщетно. Не помогли ни мольбы, ни напоминания о крестном целовании — «не мыслити никоего лиха». Боярин Никита Константинович Добрынский положил руку на плечо Василия: «Пойман еси великим князем Дмитрием Юрьевичем». Голые сани с пленником и сидящим против него чернецом помчались по зимней дороге в Москву...[13]

Где же были сыновья великого князя, Иван и Юрий? Отец взял их с собой, отправляясь на богомолье. В спешке и суматохе заговорщики забыли о них. Верные люди спрятали их в монастыре и в ту же ночь бежали с ними под Юрьев, к князю Ивану Ивановичу Ряполовскому, в его село Боярово. Не чувствуя себя в безопасности, верный вассал великого князя и его братья Семен и Дмитрий бежали с княжичами и со всеми своими людьми еще дальше, в Муром, и затворились там, готовясь к осаде...