– Ве-е-ерю-ю!!! – взмолился крестьянин. – Не сердцем, так животом. Пряжка под него попала, колется. Болит, зараза, мочи нет! Я лучше так поеду, развяжи.
– А ты не удерешь? – с подозрением спросил Григорий Константинович.
– С чего?
– А с того, что за безумца меня ныне принимаешь.
– Не, не сбегу. Вы же еще и семью мою схватили. Куда же я без своих?
– Ну, коли так, то ладно… Ребята посадите его, – приказал холопам князь Волконский. – Токмо пока не развязывайте. Мало ли что? И еще одно… Значится, так, Лука, запомни как отче наш и отвечай всем без запинки! Женат ты на моей сестре, княгине Анне Константиновне. Жену твою ведь Анной кличут, коли я ничего не напутал? Вот и запоминай: она моя сестра!
Пахарь закрыл глаза и старательно потряс головой, пытаясь проснуться.
– Да-а, дорога будет долгой, – засмеялся Григорий Константинович. – Значится, начнем с самого начала. Твоя дочь, Лука, вскорости выходит замуж за государя вся Руси…
Двое пожилых бояр спешились перед мостом и вошли в Кремль пешком. Оба были примерно одного возраста и сложения, оба одеты в шитые золотом ферязи с рукавами, в бобровые шапки с раздвоенным верхом, оба опоясаны ремнями с сумками и ножнами, украшенными костяными накладками.
– Будут спрашивать про службу, Лука, сказывай про Смоленский поход, – негромко учил князь Волконский. – Но про место свое молчи! Морщись, ругайся, сетуй, что зело тяжко о беде тогдашней вспоминать. Пусть все знают токмо, что ты воевал. А коли воевал, то выходит, человек служивый, из боярского рода[17]. А в остальном, сказывай, уделом своим занимался. Жену же называй «моей княгиней» или просто сказывай, что она моя сестра. Но самое главное, никогда и никому ее не показывай!!!
– Кто же поверит, чтобы княгиня за крестьянина просто могла выйти, Григорий Константинович?! – Лука поежился. В чужой одежде, пусть даже пришедшейся впору, он ощущал себя неуютно.
– За крестьянина не поверят, Лука. А вот за отца царской невесты, это совсем другое дело! Никто и не усомнится. Даже я сам и то уже немножечко верю, – усмехнулся князь Волконский и пригладил бороду.
– Не было у тебя никогда сестры Анны, Григорий Константинович, – буркнул пахарь.
– Да кто же его знает, Лука? – покосился на своего крепостного князь Волконский. – Земли мещерские от столицы далеко, за всем не уследишь. Коли люди сказывают, что была, стало быть, и была.
– Но зачем все сие, Григорий Константинович?! – внезапно резко остановился Стрешнев и размашисто перекрестился на огромную, под самые облака, колокольню Иван Великий. – К чему обман весь и прочие хитрости?
– Лука… – оглянувшись по сторонам, встал перед ним окольничий, тихо пояснил: – Лука, пойми: цари женятся на княжнах. Иногда на знатных и богатых боярынях. Изредка на девицах из детей боярских, но сие ужо за позор считается, и люди ропщут, а порою от такового государя собственная свита отворачивается. Коли пойдет слух, что на сей раз царь задумал обвенчаться с крестьянкой… – Григорий Константинович многозначительно покачал головой. – Не попустят такого при дворе. Сгинет дочка твоя. Не знаю как, но пропадет. В этом деле царедворцы, увы, зело изобретательны. Не она такая первая.
– Ты решил поступиться честью ради спасения моей дочери? – усомнился крестьянин.
– Ради государя, – поправил его Григорий Константинович. – Раз уж он выбрал в жены Авдотью, надобно было скорейше даровать ей родовитость. Я сие и сотворил. И честью ничуть не поступился. Стать родичем царской невесты, это разве урон? Сие есть изрядное возвышение при дворе и в местах по службе! А верят люди в сие али нет, какая разница? Раз государь мое слово признал, стало быть, оно верное и есть… И да, самое главное не забудь! Ты более не Лука! Ты отныне Лука Степанович! Лука Степанович из рода Стрешневых. Пошли!
Князь повернулся, широко зашагал по дубовым плашкам мостовой к Грановитой палате.
– А твоя Ирина как, княже? Дочка-то? – спросил его в спину крестьянин.
– В первый вечер чуть глаза не выцарапала, Лука, – оглянувшись через плечо, признался Григорий Константинович. – Но теперича остепенилась. Но в свиту царскую, уже трижды поклялась, ни за что не пойдет! Ну да ничего. Перебесится. Двоюродная сестра царицы – это тоже достойное звание.
Волшебные слова: «Отец государевой невесты прибыл!» – с легкостью открыли перед гостями все двери великокняжеского дворца. Князь Волконский и его крепостной поднялись в верхний терем, где Лука Стрешнев с огромным облегчением обнял свою доченьку, наряженную в парчу, меха и самоцветы, но все еще изрядно напуганную. Они посидели, поплакали – говорить почему-то оказалось не о чем. А затем в терем поднялся царский холоп и призвал боярина Лукьяна Степановича в Малую Думную палату.
– Увидимся еще, доченька, – вытер пальцами слезы на щеках Евдокии Лука. – И от матушки с малыми тебе поклон. У них все хорошо, и они тоже здесь.