– Моему сыну не нужны безграмотные куклы! – отрезала инокиня Марфа. – Супруга православного государя должна быть тверда в вере. И к тому же… Ни одна чародейка не способна прочитать христианской молитвы. Один раз я ужо попустила ведьму к своему сыну. Больше сего я никому не позволю!
Ради такого события отец заказал для княжны Ирины все новое, причем самое лучшее и дорогое. Новую шелковую рубашку, легкую, искрящуюся и шелестящую, каковую Евдокия с некоторым даже внутренним восторгом надела на голое тело… Не на свое, разумеется, – облачила в драгоценную ткань знатную хозяйку. Сама как была в сатиновом исподнем с обтрепанным подолом, так и осталась. Сверху осторожно опустила юбки столь же нового сарафана.
Оный для смотрин сшили у немецкого портного – из парчи, бархата и заморского вельвета. Наряд роскоши неописуемой: подол голубой, в цвет Ириных глаз, по поясу полоска рысьего меха, а выше до плеч – парча персидская, с золотой нитью и тончайшей вышивкой бабочками. Рукава тоже голубые, мелким рубчиком, с опушкой по самому краю. Шею красавицы окутывал соболий мех, под которым рассыпался крупный радужный жемчуг, нашитый прямо на ткань.
Помимо жемчуга, пришитого к платью, на шею княжны легло сразу несколько перламутровых ниток в ожерельях, и сверх того жемчужные серьги повисли на ушах, да еще длинный накосник из переливчатых шариков холопка вплела княжне в волосы: так и коса толще, и украшение яркое.
Кокошник надо лбом поднялся черепаховый, резной, с самоцветами и позолотой, да еще и с бисерными нитями по нижнему краю. Сверху упала почти невидимая небесно-голубая кисея.
И стала Ирина Григорьевна красавицей – просто глаз не отвести!
Холопка ее, кстати, замарашкой тоже не смотрелась. Евдокия носила прошлогодний сарафан хозяйки – тоже парчовый с бархатом да с собольей опушкой. Причем нигде не порченный – Ирине он просто надоел. Правда, ожерелья и кокошник холопки были бисерные, самодельные. Откуда простой девке самоцветами-то разжиться?
– Перстни! – вскинула ладони хозяйка, и служанка торопливо надела Ирине на пальцы последние украшения.
Княжна поднялась, покрутилась перед зеркалом и решительно кивнула:
– Едем!
В волнении перед царскими смотринами Ирина Григорьевна начисто забыла и про головную боль, и про тошноту – хотя два дня перед тем провалялась в постели, отпиваясь хлебным вином. Ведь вот-вот, совсем рядом с нею явственно просматривался трон величайшей державы. Она – одна из двадцати избранных красавиц! А стало быть, исполнение мечты вполне возможно…
– Свеклу с собою брать?
– Авдотья, ты дура совсем, что ли? – изумилась княжна. – Михаил Федорович не на голых же на нас смотреть станет! Царю главное лицом да сиськами приглянуться. А уж там…
Она поправила ладонями грудь и воровато посмотрела на служанку.
– Можно платочки подложить, – моментально поняла ее мысль холопка. – Рынды еще не появились…
– Раздевай! – скомандовала хозяйка.
Небольшое увеличение персей заняло примерно полчаса – и невеста со служанкой успели выйти на крыльцо еще до того, как на двор въехали одетые во все белое царские рынды.
В сопровождении государевых телохранителей коляска княжны Ирины благополучно въехала в Кремль и остановилась перед крыльцом Грановитой палаты. Князь Григорий Волконский спешился, поспешил к возку, но его дочь уже вышла, опираясь на руки холопки и тетушки.
Все вместе они поднялись по белым ступеням и вошли в сверкающую золотом залу. Здесь было уже тесно и шумно, пахло ладаном, гарью и воском, но пуще того – влажной затхлостью. Похоже, людей и шуб оказалось слишком много даже для столь большого помещения.
– Позволь помочь, Ирина Григорьевна… – холопка сняла с головы хозяйки белоснежный пуховый платок, приняла на руки охабень, расправила на кокошнике и волосах кисею и отступила к дальней стене, где собралось еще несколько таких же, как она, служанок с хозяйскими вещами.
Перед царскими смотринами раздевали токмо девушек, все прочие бояре оставались в своих шубах, так что особой толкучки возле лавок не случилось. Евдокия без труда нашла свободное место и положила одежду, с любопытством повернувшись к залу.
Царские холопы расставляли «невест» в четыре ряда, по местам согласно знатности. Служанка привстала на цыпочки и выглядела свою госпожу во второй линии. Похоже, самой родовитой среди красавиц княжна Волконская все-таки не была.
Царь всея Руси в это время все еще находился в своих покоях, дожидаясь, пока слуги застегнут петли ферязи на ароматные сандаловые палочки, нашитые вместо пуговиц. Скромно одетая во все серое, но с золотым крестиком на груди, матушка Марфа стояла рядом и тихо объясняла:
– Она в первом ряду крайняя, ближняя к трону. Княжна Пелагея Горенская из рода Оболенских, четырнадцатое колено Рюрика. Таковое родство нам превыше всех прочих надобно. Прямые потомки по мужской линии, княжеский род. Смотри, в этот раз не ошибись!