Евдокия не обижалась на хозяйку. Ведь княжне, бедненькой, пришлось сутки пролежать в перине под толстым ватным одеялом, кушая токмо жирную гусиную печень, и уже два дня постоянно выпивая по стопочке хлебного вина каждый час. Девичье тело порозовело и раздобрело, черты округлились – однако же за красоту княжне пришлось расплачиваться головной болью и тошнотой. Каждое движение приносило прелестнице неимоверное мучение, толчки и рывки – настоящую боль. Посему холопка лишь отдернула на миг руки, после чего снова продолжила плетение косы, осторожно закручивая в сиреневую ленту шелковый шнурок.
Маленькая, но безопасная хитрость: вместо добавления конских волос спрятать в волосы толстую ленту. Коса станет казаться пухлее – но и обмана вроде как нет.
– У меня коричневые соски… – пробормотала княжна. – А для красоты должны быть розовые. Или красные… Авдотья, у тебя какие?
Девушка пошевелила губами, затем тихо сказала:
– Свеклой поправить можно.
– Так рубашка сотрет!
– Перед осмотром подкрасить, княжна, – осторожно перекладывая пряди, предложила служанка. – Я могу с собою взять, в своем кошеле.
– Хорошо… – решила Ирина Григорьевна. – Возьми. Только маленькую, дабы не заметили!
– Как прикажешь, княжна… – закончила плетение холопка, сделала двойной бантик и вколола в него брошку с самоцветом.
– Неси… – Ирина Григорьевна медленно поднялась, вскинула руки.
Служанка надела на нее шелковую рубаху, сапожки, затем сарафан и опоясала наборной янтарной цепочкой под грудью, стараясь поднять тяжелые перси повыше.
– Сама спущусь, за свеклой беги, – махнула на нее рукой княжна, и холопка послушно сорвалась с места, не забыв, однако, по пути дернуть из-за сундука у двери синий с желтыми шнурами зипун, отданный ей после того, как на боку обнаружились крупные подпалины. Пришлось сделать туда заплаты из старых порток. Но заплаты получились аккуратные, ромбиками – ворот же и опушка зипуна остались куньими, дорогими. И выглядела в нем холопка богато, ако боярская дочка!
На улицу Евдокия поспела аккурат к тому моменту, когда к крыльцу подъехали сани. На сиденье степенно опустились княжна и ее дородная тетка Агриппина, служанка запрыгнула на облучок – и возок выкатил за ворота, через полчаса остановившись возле тянущегося за торгом рва. В Кремль верховых и ездовых, известное дело, не пускают – посему здесь Ирине Григорьевне и ее свите пришлось спешиться и пройти через мост во Фроловские ворота пешком…
Княжна Ирина Волконская, понятно, на деревенских и уездных выборах не показывалась: как девица знатная, московская, она явилась сразу на главные смотрины. Но дальше даже ей пришлось пробиваться на общих основаниях. Донага раздеваться в многолюдной трапезной, прятаться от соседок, позволяя холопке подкрашивать соски облизанной свеклой, и дожидаться, пока здешние монашки ее вызовут и уведут куда-то в темные коридоры.
Холопка, оставшаяся с вещами у стола, даже порадовалась, что ей все эти муки не грозят. Не нужно пить, не нужно валяться целыми днями под одеялом в жарко натопленной опочивальне и давиться гусиным жиром. Не нужно бегать голой по монастырю, красить соски и бояться, что не окажешься в числе избранниц… Хотя понятно, что среди такой толпы писаных красавиц простой княжне удостоиться царского взгляда никак невозможно. Ведь заметным благолепием Ирина не блистала. И грудь невелика, и живот впалый, и ножки тощие, и щеки незаметные. Не такие, знамо, как у самой холопки, но без водки и вовсе бы не округлились…
Ирина Григорьевна вернулась неожиданно быстро, поспешно накинула охабень – причем сама! Поежилась и спросила:
– Ты символ веры помнишь?
– А-а? – растерялась служанка.
– Да где тебе… – отмахнулась княжна и глубоко вздохнула. – Надеюсь, я ничего не перепутала… Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли… Верно, да? Только бы я не напутала!
– А соски не стерлись? – спросила холопка о более понятной вещи.
– Не, к ним не притронулись, – мотнула головой княжна. – Токмо посмотрели. И за косу дернули… Ведьмы… Больно!
Ирина Григорьевна вытянула шею, глядя в коридор:
– Чё-то тетка не идет… Ладно, давай одеваться!
Евдокия послушно развернула рубашку, встряхнула, стала натягивать ее на хозяйку. Рубашку, сарафан…
– Без изъянов! – выпалила тетка, подбежав неожиданной для своего возраста и веса трусцой. – Без изъянов, деточка, без изъянов!!!
– Да, да! – радостно воскликнула княжна и кинулась обниматься: с теткой, с холопкой, на радостях даже удостоив Евдокию поцелуем. Потом позволила себя опоясать, накинуть охабень и, гордо вскинув подбородок, направилась к выходу.
До царских смотрин оставалось еще шесть дней, но она уже попала в число избранниц!
Она почти что стала новой русской царицей!
До престола оставался всего один, совсем маленький шажок!
– Зачем ты спрашиваешь у всех девиц символ веры, матушка? – спросила в келье выше этажом инокиня Антония. – Они же не принимают постриг. Даже среди наших послушниц не все ведают про такие… сложности.