Государева избранница

– Не вели казнить…

– Но как, почему?! Так не должно быть!!! – Государь ударил кулаками по столешнице. – Я не хочу!!!

– Не вели казнить!

– Нет, не может быть! – Паренек сорвался со своего места, промчался коридорами дворца на женскую половину, упал на колени в опочивальне своей матери, уткнувшись лбом в ее холодную руку. – Как же так, мамочка? Почему? Зачем?

Постельничья царицы нагнала его только через несколько минут. Встала рядом возле постели усопшей и тихо поведала, поминутно смахивая слезы:

– Тосковала она сильно, государыня наша. Сказывала, нет ей жизни без любимого, свет в глазах погас, уста вкус потеряли, помыслов не осталось никаких более и желаний. Горевала сильно. Молилась много и почти не кушала, все Михаила Федоровича вспоминала. С горя великого в монастырь собиралась постричься. Сильно она по супругу суженому убивалась, и вот… Месяц всего прошел, и душу свою Господу отдала. К любимому своему Михаилу Федоровичу отправилась. Ныне они, вестимо, вместе уже в небесных кущах. За руки снова держатся, ако голубки. А для нас, так выходит, от тоски безмерной царица умерла. Как лебедушка без лебедя жить одна не захотела. Не смогла. Вот она какая, настоящая-то любовь…

* * *

Когда Борис Иванович вошел в царские покои, было темно. Несмотря на сумерки за окном, здесь не горело ни одной свечи, ни одной лампы. Боярин Морозов скорее догадался, нежели увидел своего воспитанника, подошел, положил ладонь на плечо.

– Скажи мне, дядька, что такое любовь? – спросил паренек.

– Любовь – это самая страшная беда, каковая токмо способна обрушиться на человека, Алексей. – Боярин Морозов глубоко вздохнул. – Любовь – это когда ты взглянешь на неприметную вроде бы девицу, и внезапно словно рука холодная сожмет твое сердце, и ты не способен более ни дышать, ни говорить, ни мыслить, когда единственный облик заполняет весь твой рассудок и рвет твою душу. Ты жаждешь видеть ее снова и снова, жаждешь коснуться ее, постоянно находиться рядом, желаешь заполнить собою все ее помыслы, ее будущее и самую плоть. Когда ты теряешь рассудок, стремясь добиться ее улыбки. Когда соглашаешься на любые капризы ее родителей, бросаешь место и карьеру, когда идешь на любой риск и любую авантюру. Когда переворачиваешь весь мир, когда добиваешься своего, несмотря ни на что, даже вопреки всему! И все-таки женишься на ней… А она вдруг вскорости умирает от каких-то дурацких колик в животе. И тогда в твоей жизни остается токмо одно-единственное желание: умереть. Но наложить на себя руки нельзя, ибо ты окажешься в аду и не сможешь узреть ее бесплотного духа даже после смерти. Любовь, Алексей, это самая невыносимая, нестерпимая мука, придуманная дьяволом для истязания наших душ и да хранит тебя Господь, мой мальчик, от этой злобной напасти!

– Если ты прав, дядюшка, то почему люди так мечтают о ней, ждут и ищут, сочиняют о ней песни, посвящают стихи?

– О любви, Алексей, мечтают только те, кто никогда ее не испытывал, – горько усмехнулся Борис Иванович. – Эти смертные даже не догадываются, какие они счастливчики!

– Постой, дядька! – встрепенулся юный царь. – Так вот чей портрет висит в твоем дворце? Вот почему ты за тридцать лет вдовства так никогда более не женился?

– Я стану молиться, мой мальчик, чтобы всемогущие небеса избавили тебя от сей мучительной казни, – ответил боярин Морозов. – И ты тоже свечку самую толстую поставь, чтобы эта чертова любовь никогда в жизни не коснулась твоего сердца своей ледяной когтистой лапой. Со всеми прочими бедами мы как-нибудь разберемся. Все остальное, Алексей, это уже сущие пустяки.

Он похлопал воспитанника по плечу и вышел из темных и тихих покоев.

19 июля 1647 года

Торговые ряды города Курска

Небо сгущалось тучами, тревожно кричали галки, все чаще и чаще налетали порывы холодного влажного ветра. Владельцы многочисленных лавок, стоящих по краю площади, спешно прятали товары, коробейники разбегались, пока их калачи, булочки и платочки не намокли под дождем, и только самые упрямые из торговок продолжали стоять за тесовыми лотками, надеясь выручить хоть какую-нибудь денежку до начала ливня.

– Эй, боярыня! – задорно крикнула румяная, крупнолицая и кареглазая селянка, в плаще с куньим воротом поверх полотняного сарафана и с набивным платком на голове. – Возьми грибочков к обеду! Все белые один к одному! Всего за три копейки дворню досыта накормишь, да еще и на завтрак останется! Постный день завтра, боярыня, аккурат грибы в него кушать полагается!

Однако одетая в добротный бархатный сарафан дородная сударыня, сопровождаемая двумя холопками, даже не повернула головы.

– Эй, хозяюшка! Грибы белые, отборные, корзина три копейки! Сегодня купишь, завтра насушишь, зимой на неделю супы варить хватит!

Горожанка в полотняном сарафане и душегрейке, с кокошником под платком голову повернула и даже шаг замедлила, но порыв ветра заставил ее поежиться и ускорить шаг.

– Эй, хозяин! – наметила новую жертву крикливая девка. – Подходи, посмотри! Еда сытная да дешевая! И дворню накормишь, и меня в щеку поцеловать позволю!