Государево дело

Мое появление на съезде принесло немало изменений в его регламент. Первым делом для такого важного участника, как русский царь, на самом почетном месте поставили кресло с балдахином, заменяющее трон. Это, в свою очередь, вызвало ряд перестановок, и теперь по обе руки от моего величества сидят протестантские князья, а напротив с мрачным выражением на лице восседает Фердинанд Баварский, рядом с которым сиротливо жмется граф Хотек. Судя по всему, чех отправил императору донесение о моих предложениях и, не зная, какой реакции ожидать, старается помалкивать.

Обиженные мной ганзейцы кучкуются отдельно от всех, иногда, впрочем, кидая в мою сторону томные взоры. Дескать, вернись, мы все простим! Стоящих по обе стороны от импровизированного трона рынд это внимание слегка нервирует, и они крепче сжимают ладонями древки бердышей. Ну а что делать, не взяли мы с собой серебряных топориков!

В остальном все по-прежнему. Большинство собравшихся придерживается проимперских взглядов, прочие надеются отсидеться в стороне, а ваш покорный слуга изображает из себя Кассандру и тонко намекает на толстые обстоятельства. Все же некоторые подвижки есть. Необходимым условием для сохранения нейтралитета признана нерушимость границ. Это уже камешек в огород сторонников императора Фердинанда, под шумок растаскивающих земли Богемии и Пфальца. На большее ни князья, ни города пока не готовы, но тут их мнения сошлись полностью, и даже архиепископу нечем крыть.

– Есть ли еще предложения? – поинтересовался спикер.

– Было бы недурно добавить запрет на вмешательство во внутренние дела округа, – с легкой ленцой добавляю я.

– Но его величество и так не вмешивается, – возражает баварец и кидает недовольный взгляд на чеха.

– Это действительно так, – осторожно поддерживает его Хотек, – а потому нет никакой надобности подтверждать очевидное.

Собравшиеся настороженно гудят, но в полемику не лезут, ожидая, чем все закончится.

– Ну, не хотите, как хотите, – развел я руками и, бросив быстрый взгляд на писца, добавляю: – Требую внести наше предложение в протокол!

Тот морщится, но возражать не смеет, хотя эту фразу я повторил уже раз сто.

– Так у нас бумаги не хватит, – бормочет труженик пера и чернильницы и аккуратно вносит соответствующую запись.

– Господа, – поднялся со своего места Юлий Эрнст, – мы все устали, и потому я предлагаю сделать небольшой перерыв.

– Что вы имеете в виду? – удивленно переспросил архиепископ.

– Мы с братом, – кивнул тот на Августа Младшего, – решили устроить охоту и приглашаем всех присутствующих.

– А ведь мысль недурна, – прошептал мне Ульрих, заговорщицки подмигивая. – Иначе мы тут совсем закиснем. Вы любите охоту?

– Как вам сказать, – на секунду задумываюсь я. – Безумно!

Надо сказать, что, приглашая «всех присутствующих», Юлий Эрнст изрядно лукавил. Дело в том, что в Европе охота является прерогативой благородного сословия. Простолюдинам вообще категорически не рекомендуется заниматься этим занятием во избежание неприятных последствий. К примеру, во Франции крестьяне, встречая благородного оленя, должны снимать шляпу. В Англии за стрелу, пущенную в лань, можно запросто примерить пеньковый галстук. В Германии тоже ничуть не лучше. Все леса, а равно все, что в них находится, включая зверей, птиц и даже хворост, принадлежат тем или иным феодалам, и трогать это без соответствующего дозволения – низзя! Браконьерство, конечно, случается, но в случае поимки пресекается максимально жестоко.

В общем, как и следовало ожидать, на охоту заявились только князья со своими прихлебателями, хотя их тоже немало. Судя по всему, мероприятие было запланировано заранее, поскольку герцогские егеря уже где-то выследили кабана, а слуги разбивают шатры и разжигают костры на предмет его приготовления.

Впрочем, эти приготовления мы увидели несколько позже, а пока под лай собак, ржание лошадей и гудение рожков наша кавалькада двинулась в сторону несчастного кабанчика, имевшего неосторожность попасться на глаза людям. Надо сказать, что пятачок попался довольно шустрый и сообразительный, а потому, едва заслышав наше приближение, немедленно попытался свалить.

Почти два десятка владетельных особ, принадлежавших к самым знатным родам империи, сочли эту ретираду личным оскорблением и с гиканьем и улюлюканьем помчались за удирающим свинтусом. В какой-то момент я поддался всеобщему возбуждению и понесся вместе со всеми, размахивая на ходу чеканом[109]. Развязка наступила внезапно. Поняв, что уйти не удастся, кабан развернулся на своих преследователей и яростно атаковал собак, большинство из них немедленно кинулось врассыпную. Впрочем, две самые злые, или самые глупые, не поняв опасности, замешкались и тут же с жалобным визгом покатились по земле.

– Бей! – проревел скачущий мимо меня архиепископ и, почти не целясь, выпалил из своего ружья.

Судя по всему, стрелок из его преосвященства был так себе, поскольку не желающее становиться добычей животное продолжило свой бег как ни в чем не бывало. За первым выстрелом последовало еще несколько, и все вокруг затянуло дымом.