Государево дело

– Благодарю за лестную оценку, – снова присела она в реверансе, – но теперь прошу разрешения удалиться.

– Не торопитесь. Ваша лошадь еще не готова, да и слуга так и не нашелся. Раз уж вы угодили в такую передрягу, потерпите мое общество еще немного.

– Как будет угодно вашему величеству.

– Давайте немного пройдемся, пока не вернулись наши охотники. Я бы охотно послушал рассказ о том, как вы оказались в Брауншвейге.

Оставшиеся стоять у шатра Панин, фон Гершов и Михальский озабоченно переглянулись.

– Что за боярышня? – удивленно поинтересовался Федька.

– В лесу нашли, – коротко отозвался Корнилий.

– Эва! А что она там делала?

– Одно из двух. Либо за охотниками смотрела, либо сама охотилась.

– Нешто в неметчине девок на охоту берут?

– Берут, только к зверю не пускают. А эта едва в самую гущу не залезла.

– Похоже, она охотилась не на кабана, – хмыкнул Болеслав, как-то догадавшийся, о чем они говорят.

– Вы что-нибудь знаете о ней? – прищурился литвин.

– Слышал немного, – пожал плечами померанец.

– И что же?

– Ее муж служил еще в войсках Генриха Четвертого и, кажется, преуспел. Во всяком случае, когда он вернулся из Франции, денежки у него водились. А еще он привез с собой молодую жену, которая скоро овдовела. Родня попыталась наложить руки на наследство, тем более что детей у них не было. Но герцог Юлий Эрнст вступился за нее, и те отстали.

– И давно это случилось?

– Лет десять тому назад или около того.

– Ого! Сколько же лет этой вдовушке?

– Даже не знаю, – покачал головой фон Гершов. – Но, судя по всему, время над ней не властно.

– А может, она ведьма? – опасливо спросил Панин. – Тогда государя надо бы упредить.

Есть немало людей, почитающих самым главным изобретением человечества колесо. Другие ставят на первое место порох. Но как по мне, то главным для людей всегда был и будет огонь. Но с одним условием: если к нему прибавят мангал!

Насаженный на вертел кабанчик, которому так и не удалось избежать своей горькой судьбы, вращался над пышущими жаром угольями, распространяя по округе умопомрачительный запах. Один слуга вращал нехитрый механизм, следя за тем, чтобы не подгорело, второй поливал тушу вином, стремясь придать мясу мягкость, а почти два десятка аристократов голубой крови алчно следили за их манипуляциями.

Нагулявшие аппетит князья страстно желали вонзить зубы в сочную мякоть своей добычи, но пока что довольствовались более легкими закусками и дарами виноградников Рейна. Несколько лучше обстояли дела с той стороны, где устроился Иоганн Альбрехт. Его московиты или татары, кто их там разберет, пока все остальные гонялись за кабаном, настреляли разной пернатой дичи. Возможно, это мелочь, но она была готова куда раньше, нежели основное блюдо, и теперь Странник потчевал остальных участников охоты, как будто был тут хозяином.

– Что этот еретик себе позволяет! – пробурчал архиепископ, ковыряясь в паштете.

– Кажется, скоро будет готово, – принюхался Хотек, косясь на шумную компанию вокруг русского царя.

– Пожалуй, – согласился баварец.

– Интересно, кто эта дама рядом с мекленбуржцем?

– О чем вы только думаете! – поморщился Фердинанд.

– О том, что мы упустили интересную возможность.

– Вы говорите загадками!

– Никаких загадок, ваше преосвященство. Иоганн Альбрехт славится своим сластолюбием.

– Кажется, я начинаю понимать.

– К сожалению, нас опередили, но это можно попытаться исправить. Неужели в Италии или Испании не найдется новой Далилы, чтобы лишить силы этого еретического Самсона[111].

– Тише. Кажется, к нам идут!

Едва они замолчали, к ним подошел рында, державший в руках огромную чашу, и громко провозгласил:

– Боярин Хотеков, царь жалует тебя чашей зелена вина!

– Что он хочет? – испугался посланник императора.

– Кажется, он требует, чтобы вы выпили это.

– Но это невозможно!

– Увы, граф, – со смехом заявил подошедший следом за русским принц Ульрих, – отказаться от угощения русского царя, согласно московскому дипломатическому этикету, никак нельзя! Этим вы нанесете смертельную обиду и царю, и всем его подданным.

– Но тут же целое ведро, – взмолился чех.

– Всего половина! – бессердечно улыбнулся датчанин.

– За здоровье его величества, – пролепетал Хотек, принимая угощение, и, выпучив глаза, приложился к краю чаши.

Я, наблюдая за его стараниями, милостиво кивнул и тоже пригубил из своего кубка.

– Зачем вы это сделали? – со смехом спросила Женевьева, обгладывая утиную ножку. – Я могу понять, зачем вы подпоили меня, слабую женщину, но посла императора…

– Что вы, дорогуша, я оказал ему и его сюзерену честь!

– А подливая это сладкое вино мне, вы тоже оказывали честь?

– Нет. Вам я окажу честь немного позже.

– Какой вы коварный человек!

– Дорогой Иоганн Альбрехт, – подошел к нам, улыбаясь во все тридцать два зуба, Фридрих Гольштейн-Готторпский, – вы мой герой! Я так счастлив, что вы приехали на этот съезд. Я давно хотел увидеть вас и поговорить…

– Не вижу препятствий, мой друг. Приходите вечером ко мне, и мы вдоволь пообщаемся.

– Кажется, сегодня вы будете заняты! – со смехом указал на мою спутницу племянник короля Дании.