Государево дело

– Да! Просто впоследствии кое-кто из этого ордена, чтобы придать себе значительности, стал распускать слухи, что смерть герцога Мекленбург-Стрелицкого не была случайной. Дескать, у ордена длинные руки!

– Допустим. И что же случилось потом?

– А потом вы выросли! И у вашего величества репутация настолько доброго и незлобивого человека, что…

Тут рассказ Клары Марии прервал кашель, с которым она долго не могла справиться. Растерянно оглянувшись, я схватил стоящий на столике кувшин и налил матери воды в чашу.

– Попейте, матушка!

– Спасибо… – с трудом прохрипела она. – Что-то мне нехорошо. Позовите врача…

– Эй, кто-нибудь!!! – зычно рыкнул я на весь замок. – Бегом сюда, проклятые бездельники или со всех шкуру спущу! И прихватите доктора, чтобы вас всех разорвало!

Вокруг поднялась суета, забегали какие-то женщины, очевидно, служанки. Потом появился важный господин, одетый во все черное, и попросил оставить его наедине с пациенткой.

– Ступайте, сын мой… – с трудом прошептала Клара Мария. – Мы позже договорим…

Кивнув, я вышел из покоев матери и направился к выходу. Обо всем услышанном следовало хорошенько подумать. Не скажу, что матушка сумела меня убедить, но, похоже, сама она верила в то, что сказала. Но были во всем этом какие-то нестыковки, а какие, я понять пока не мог.

– Государь, – встревоженно встретил меня Корнилий.

– Что еще? – рассеянно отозвался я.

– Тут эта, как ее, пани Мюнхгаузен!

– Что?!

– Только что въехала в ворота замка. Верхом. При ней двое вооруженных слуг.

– Нас выследили?

– Ручаюсь вам, нет!

– Но я до самого отъезда никому не говорил, что отправлюсь к матери… а, ладно – что гадать, пойдем поздороваемся.

Выглядела француженка, волей судьбы и бывшего мужа занесенная в Нижнюю Саксонию, прямо скажем, неважно. Платье, и без того пострадавшее во время охоты и ночевки, еще больше запылилось. Плечи безвольно опустились, и вся фигура выражала полную безысходность. Один из слуг спешился и помогал сделать то же самое даме, а второй тем временем оставался в седле и внимательно наблюдал за происходящим. И выглядело все это так, будто нашу веселую вдовушку доставили в замок под конвоем.

– Погоди-ка, – остановил я Михальского, – что-то не нравится мне эта сцена.

– Кажется, у нашей знакомой неприятности, – кивнул телохранитель в ответ. – Не прикажете ли разузнать, в чем дело?

– Действуй, – кивнул я и встал за колонной, чтобы меня не видели.

Получив дозволение, Корнилий скинул свою порядком потертую епанчу и, подбоченившись, подошел к Женевьеве и ее то ли слугам, то ли охранникам.

– День добрый, прекрасная пани, – начал он с таким ужасным польским акцентом, что его было не так просто понять. – Позвольте засвидетельствовать вашей милости свое глубочайшее почтение!

– Что он говорит? – удивился продолжавший сидеть конвоир.

– Черт разберет этих поляков или московитов с их варварским выговором, – буркнул второй и махнул рукой, дескать, проваливай!

– Я не с тобой разговариваю, быдло! – презрительно скривился в его сторону литвин, после чего изобразил изящный полон в сторону изумленной француженки.

Если немец и не знал значение слова «быдло», то явно догадался по выражению лица своего собеседника, и это ему совсем не понравилось.

– А ну-ка убирайся отсюда подобру-поздорову, проклятый ублюдок! – угрожающе прорычал он Михальскому, положив руку на висевший на поясе тесак.

– Чи пан дурный? – взревел Корнилий, и вскинул свой надзак[113], с которым не расставался.

Конфликт потихоньку накалялся. Осыпавший своих противников бранью Михальский все никак не брался за саблю, а слуги брауншвейгского герцога не решались начать первыми, поскольку тот выглядел как дворянин, пусть и чужеземец, и потому ограничивались ответной руганью.

– Какая неожиданная встреча, мадам… – шепнул я даме, подобравшись поближе к месту событий.

– Ваше величество! – изумилась она. – Но как вы здесь оказались?

– Странный вопрос. Этот замок принадлежит моей матери, а вот что вы тут делаете, да еще под охраной, мне решительно не понятно.

– Его светлость приказал мне отправляться сюда.

– Вы служите моему отчиму?

– Нет. Юлию Эрнсту.

– И он приказал вас арестовать?

– Нет, – с легкой заминкой ответила она.

– Сударыня, вы неважно выглядите. Давайте встретимся вечером и спокойно поговорим. Мне кажется, нам есть что обсудить.

– Как вам будет угодно, сир!

– Отлично, – кивнул я и постарался исчезнуть так же незаметно, как и появился.

Михальский, заметив мой маневр, тоже резко потерял интерес к общению и, развернувшись, с независимым видом пошел прочь, оставив брауншвейгцев в полном недоумении.

– Что этому чертову поляку было нужно? – растерянно спросил один.

– Хорошей взбучки, – буркнул второй и с ненавистью добавил: – Понаехали тут!