В замке Вольфенбюттель, как и во всяком ином жилище уважающего себя крупного феодала, было довольно много слуг, работников, а также изрядный гарнизон. Однако когда Август Младший и его брат отправились на съезд, большинство прислуги, а также лучшие из воинов отправились с ними. Именно поэтому внутренние покои, служившие пристанищем герцогской чете, изрядно опустели, и я со своими спутниками мог передвигаться, почти не привлекая к себе внимания.
Единственным исключением были дети здешних слуг, которым наш приезд показался чем-то вроде приключения. Особенно усердствовал один худенький вихрастый мальчишка, ходивший за нами по пятам с видом заговорщика. В один прекрасный момент моему телохранителю это наскучило, и он сделал вид, будто собирается поймать сорванца. Тот, разумеется, бросился бежать и тут же угодил в руки к улыбающемуся Равилю.
– Пустите! – крикнул извивающийся мальчишка, пытаясь вывернуться, но не тут-то было. Татарин держал крепко и не собирался выпускать свою добычу.
– Как тебя зовут, парень? – поинтересовался я у задержанного.
– Гюнтер, ваше величество, – с независимым видом отозвался тот.
– Ты сын кого-то из слуг?
– Мой отец – конюх, – подтвердил он.
– И ты наверняка знаешь тут все ходы-выходы?
– Конечно!
– Прекрасно. Тогда скажи мне вот что. Сегодня в замок привезли одну женщину. Видел ее?
– Такую светловолосую и красивую?
– В точку!
– Нет, ваше величество, не видел!
– Ты слышал, Корнилий? По-моему, этот маленький негодяй издевается над нами!
– Прикажете всыпать ему, государь?
– Ну зачем же. Просто скажем управляющему замком, как его?
– Кнорре.
– Вот-вот, скажем герру Кнорре, что этот сорванец пытался нас обокрасть. Как ты думаешь, что он сделает?
– Бьюсь об заклад, что спустит с него три шкуры!
– Я тоже так думаю, – кивнул я и снова обратился к пареньку: – Как тебе такая перспектива?
– Если бы я хоть немного испугался, – дерзко отвечал тот, – я бы сказал, что госпожу Мюнхгаузен поместили в восточном крыле!
– А ты, значит, не испугался?
– Мой отец не испугался, когда напали и похитили госпожу Рашке и вашу благородную дочь. Это он тогда привел им на помощь господина фон Гершова.
– Я что-то слышал про эту историю. Так, значит, ты сын того конюха…
– Моего отца зовут Клаус, ваше величество!
– И ты знаешь мою дочь?
– Конечно! Мы с ней д… я был слугой ее светлости.
– Понятно. Послушай, Гюнтер. Мне нужно поговорить с той женщиной. Только так, чтобы об этом никто не знал. Ты поможешь мне?
На лице мальчишки появилась понимающая ухмылка, которую он, впрочем, поспешил убрать.
– Туда не так сложно пройти. Я могу показать.
– Отлично! Тогда показывай.
На этот раз он не заставил себя просить дважды и повел меня и Михальского какими-то закоулками и пыльными коридорами, после чего мы оказались в небольшом зале со сводчатыми потолками, в который выходили две оббитые железными полосами двери.
– Обычно она останавливается здесь, – шепотом пояснил нам «проводник», показывая на крайнюю.
– Как ты сказал – обычно?..
– Конечно. Она часто приезжает в свите его светлости Юлия Эрнста.
– Все страньше и страньше, – пробормотал я и, оставив мальчишку с телохранителем, двинулся вперед и постучал в дверь.
– Войдите, – отозвались оттуда, после чего громыхнул засов.
За те несколько часов, что мы не виделись, фрау Мюнхгаузен разительно переменилась и встретила меня во всеоружии женской красоты и французского шарма. Открывшая мне служанка незаметно испарилась, оставив меня наедине с хозяйкой, томно возлежащей на софе, оббитой темным бархатом. Одета Женевьева в легкое светлое платье, из-под которого выглядывает белое полотно и кружева рубашки. Декольте хоть и не чрезмерное, но достаточно наглядно демонстрирует наличие пышной груди. Но особенно хороши волосы. Густые и блестящие, цвета спелой пшеницы, немного вьющиеся и очень просто при всем этом уложенные, они придавали чертовке вид одновременно невинный и обольстительный. Похоже, она ухитрилась за это время вымыть их и просушить, но вот как это возможно без шампуня и фена, я не представляю.
– Прошу простить, ваше величество, что встречаю вас в таком виде, – промурлыкала она, – но я так устала в дороге…
– Лежите-лежите, – улыбнулся я.
– Вы так добры!
– Как Юлий Эрнст или добрее?
– Зачем говорить о брате вашего отчима, ведь его здесь нет?
– Резонно. Однако я хотел выяснить, зачем он приказал вас сюда доставить, да еще под конвоем?
– Вы все не так поняли. Я действительно служу его светлости, но он вовсе не отдавал приказ о моем аресте. Напротив, он прислал меня сюда, чтобы я могла подготовиться к участию в бале, который он желал бы дать в вашу честь. Вы любите танцевать?
– А как же. Цыганочку с выходом!
– Никогда не слышала…
– Это что-то вроде гальярды.
– О! Так вы любите веселые и страстные танцы? И я их просто обожаю!
Рассказывая о своих увлечениях, Женевьева дрыгала в такт ногой, отчего с нее свалилась туфелька, обнажив маленькую изящную ступню, обтянутую шелковым чулком.
– Вы просто Золушка, – хмыкнул я.
– Фу! – наморщила носик дама. – Терпеть не могу эту страшную историю![114]