Государево дело

– Рада слышать от Вас речи не мальчика, но мужа, – скупо улыбнулась герцогиня, затем подвинулась ко мне и с видом заговорщика прошептала: – Только не объявляйте им свою волю сразу. Я хочу видеть своими глазами, как вытянутся физиономии у этих наглых торгашей.

– Можете на меня рассчитывать, – так же тихо отвечал я.

Услышав, или если точнее почувствовав за спиной движение, я обернулся и увидел осторожно пробирающегося к моему креслу Михальского. Наверное, опять принес какую-то не слишком хорошую новость. Надо сказать, что Корнилий всегда страдал паранойей, а теперь, судя по всему, он ей даже немного наслаждается.

– Что-нибудь случилось? – спросил я одними глазами.

Ответом было красноречивое пожатие плечами, дескать, разве мало того что уже произошло? В принципе он прав. Пока мы после охоты тайком навещали Вольфенбюттель, вокруг нашего отряда начали твориться разные малопонятные движения. Какие-то досужие люди пытались подсаживаться в кабаках к моим людям и угощать их, пытаясь при этом разговорить. Кроме того резко возросло количество желающих поступить ко мне на службу. Это на самом деле очень странно, потому что в Европе явственно пахнет порохом, так что для желающих продать свою шпагу, нет недостатка в предложениях.

Помимо военных, время от времени появляются загадочные личности, именующие себя рудознатцами, алхимиками, механиками и прочими умельцами. Одни обещают найти в недрах России все известные на сегодняшний день минералы, другие готовы превращать дерьмо в золото, третьи застыли в шаге от создания «Perpetuum Mobile».[120] Что интересно ни рекомендаций, ни каких либо иных документов у них нет, а вот желание получить подъемные есть. К тому же, даже куцых познаний Рюмина, занимающегося приемом просителей, было достаточно в большинстве случаев, чтобы уличить этих людей в шарлатанстве.

Но самое главное, бесследно исчез один из ратников Михальского – молодой казак Антип по прозвищу Сиротка. Поначалу думали, что добрый молодец загулял с какой-нибудь разбитной бабенкой из местных, тем паче, что тот был до них большой охотник. Однако меры принятые для розыска пропавшего успеха не принесли. Панин с фон Гершовым виновато отмалчивались, а взбешенный Корнилий грозился перевернуть с ног на голову весь Брауншвейг, но власти вольного города только разводили руками. Дескать, люди тут живут свободные и имеют право делать всё что захотят. Вот, ей Богу, как ни бесит меня отчим, но если вдруг решит взять на шпагу этот мерзкий городишко, я ему пособлю!

Так что пришлось усиливать бдительность, ратникам и рындам строго настрого приказать поодиночке не ходить, а пьянствовать или блудодеить, коли приспичит, исключительно в местах временной дислокации. Правда, отец Мелентий со своей стороны пообещал всем, кто воспримет последний пункт слишком буквально лично оторвать все причиндалы.

– Всё в порядке? – спросил я у литвина.

– Пока да, Ваше Величество, – мрачно ответил тот.

– Звучит не слишком обнадеживающе.

– Выглядит ещё хуже. Слишком много людей прибыло на этот бал, а у нас мало людей. Что же касается стражников вашего отчима, то они и вовсе никуда не годятся.

– Ладно тебе, ворчун. Не так уж всё и плохо. Посмотри, какой праздник устроили братья герцоги.

– Это, да.

– Что голштинец, готов к серьезному разговору?

– Да, государь. Они ждут Вас.

– Хорошо, идем.

Если какой-нибудь захудалый барон захочет покинуть бальную залу, то этого, скорее всего, никто не заметит, ибо кому он интересен, кроме своих родных и ближайших соседей. Другое дело, если это решит сделать принц или князь, тут сразу пойдут шепотки и пересуды: – «А куда это он намылился?» А уж если это сделает русский царь, то это, будьте покойны, заметят все. Но тут уж ничего не поделаешь, судьба такая у «сильных мира сего».

– Куда это они? – тихонько спросил у соседа Хованский, глазами показывая на государя и его телохранителя.

– Кто их знает, – едва заметно пожал плечами Пожарский. – Может по нужному делу?

– Вот-вот, – охотно согласился княжич. – Оно бы и нам не помешало. Долго ещё нам тут столбеть?

– Служба такая, – философски отозвался Пётр. – Зато мир посмотрим, себя покажем.

– Ага, посмотрим. Особливо на девок. Глянь как зыркают бесстыжие. Должно на любовь злые!

– Чего сразу бесстыжие? Просто не принято тут баб взаперти в теремах держать. Оно и правильно.

– Чего правильно то? – изумился Ванька. – Эдак баба, чего доброго, себя человеком почувствует. Мужа почитать не станет! Или ещё какое непотребство удумает…

– Вот оженят тебя на кикиморе какой, что кроме церкви и девичьей ничего не видела, будешь знать!

– Это бывает, – легко согласился Хованский, отличительной способностью которого было необычайное умение соглашаться с тем, что только что яростно оспаривал. – Стрыя моего[121] как женили, сказывали невеста – краса неземная, а как покрывало в спальне сняла, так она кривая!

– Это что же, её и свахи не видели? – недоверчиво отозвался Петька.

– А для них, девку сенную как боярышню приодели и во всей красе показали! – едва не на всю залу заржал рында.[122]