Государево дело

– Тихо! – во всю мощь своих легких заорал окольничий, заставив расходившихся бояр опомниться.

Впрочем, некоторых, особо буйных, пришлось-таки оттаскивать. Но, к счастью, всё обошлось без вызова стражи и смертоубийства.

– Слушайте волю Государеву! – снова заорал Никита и вперед вышел думный дьяк Рюмин.

– Всемилостивейший государь, царь и Великий князь всея Руси Иван Федорович, – начал тот нараспев читать мой полный титул. – Благодарит за службу атамана Сагайдачного и Низовое войско Запорожское, однако же, объявляет всем свою волю, что желает жить со своими соседями в мире и братской любви, а потому никаких воинских людей брать к себе на службу, помимо тех, что уже есть, не изволит! Но пребывая в неизбывном расположении к атаману и его людям, жалует им от щедрот своих сто рублей серебром.

Думцы ошарашено переглянулись, после чего по их рядам поползли смешки. Пожалованная сумма была годовым окладом средней руки стольника и для человека, ставящего себя на одну доску с коронованными правителями, была просто унизительной. К тому же, Сагайдачного назвали не гетманом, а всего лишь атаманом. Лицо правильно всё понявшего Одинца потемнело, но он сумел сохранить самообладание. Отвесив ещё один поклон, полковник в сдержанных, но вместе с тем учтивых, предложениях поблагодарил меня за оказанную честь, и собрался было уходить, но один из его подручных – высокий статный казак, не смог сдержать темперамент.

– А что браты, – звонко спросил он у своих спутников, тряхнув чубатой головой, – посмели бы насмехаться над нами москали, когда бы стража не забрала наши сабли?

– Грицко, замолчи за ради Господа Бога! – зашипел на него полковник, но было поздно.

В Грановитой палате повисла зловещая тишина. Распоряжавшийся приемом Вельяминов сам был готов кинуться на нахала, не говоря уж о других присутствующих. Но тут вперед вышел недавно пожалованный в думные дворяне князь Дмитрий Щербатов и, без улыбки глядя в лицо казака, спросил:

– А ты – собачий сын, повторишь мне это в лицо, когда тебе вернут саблю?

– Тю! Та запросто! – ощерился запорожец.

– Вот тогда и поговорим…

– А ну-ка прекратить! – заорал вклинившийся между ними Вельяминов. – А то сей же час оба в железах окажетесь!

– Ваше Величество! – воззвал обескураженный Одинец. – Прошу напомнить вашим людям, что мы – посланники гетмана Сагайдачного!

– Прекратить свару! – впервые за время приема подал я голос. – Никто не упрекнет меня, что при моем дворе плохо обошлись с послами. Посему велю охранять их от всяких посягательств до тех пор, пока не покинут пределы царства нашего.

Все присутствующие одобрительно загудели, и только задиристый запорожец все никак не мог успокоиться, чем и решил свою судьбу.

– Живи покуда, – презрительно усмехнулся он в сторону Щербатова.

– Однако же полагая поединок делом рыцарским, не стану препятствовать ему, если нет иного способа разрешить конфликт без урона чести!

– Благодарю, государь, – поклонился большим обычаем князь.

Едва послы отправились восвояси, у меня собрался «ближний круг» чтобы обсудить создавшееся положение. Правда, на сей раз на этом совещании присутствовали два новых человека – Филарет и князь Пожарский. Первый принял приглашение как должное и, с достоинством усевшись в предложенное ему кресло, обвел строгим взглядом моих ближников. Иван Никитич Романов на взгляд брата обратил внимания не более, чем на настенную роспись, Вельяминов с фон Гершовым так же остались бесстрастными, а вот Рюмина и Михальского с Пушкаревым, похоже, проняло. Во всяком случае, сесть они так и не решились.

– Что скажете, господа хорошие? – поинтересовался я у собравшихся.

– Дозволь слово молвить, Государь, – поклонился Клим.

– Говори, если есть чего.

– Не изволь гневаться, а только крепко обидел ты, Сагайдачного. Будет теперь каверзы строить, а он на эти дела мастер!

– Нам с ним детей не крестить, – жестко усмехнулся Филарет.

– Оно так, Владыка, однако же зачем лишний раз ссориться там, где без того обойтись можно?

– На службу его все одно брать нельзя. Мы с османами и крымцами миру хотим, а он только из-под Перекопа вернулся. Я чаю в Стамбуле не возрадовались бы, коли его в Москве приветили. А уж про Бахчисарай и толковать нечего!

– Кстати, а до Кантакузена уже довели, что посланникам гетмана от ворот поворот дали? – поинтересовался я.

– Ещё нет, но за тем дело не станет.

– Вот и славно. Пусть турки без опаски идут в Валахию и Молдавию ляхов воевать. Я к ним на помощь не пойду.

– Не пойму я, государь, – прокашлявшись, спросил Пожарский. – А какая нам с того корысть?

– Хороший вопрос, Дмитрий Тимофеевич, – усмехнулся я. – Первая выгода в том, что пока ляхи с турками будут заняты, к нам они не полезут!

– Да они и без того бы не полезли, – пожал плечами князь.

– Верно. Только вместе с султаном на войну и крымский хан отправится, стало быть, и татары наши рубежи тревожить не будут. Это вторая выгода!

– А третья есть?