Государево дело

Ещё есть, так называемые, городовые казаки. В принципе, те же самые люди, но нанятые целыми станицами на «службу с городом». То есть, в гарнизонах на засечной черте; в волжских городках и крепостях на границе с Речью Посполитой. Ими заведует Казачий приказ, руководят которым стольник Иван Колтовский и дьяк Матвей Сомов. Оба во время Смуты пристали к воровским казакам, выдвинулись среди них организаторскими способностями, но сумели вовремя одуматься и присягнули мне. Теперь рулят бывшими подельниками, и, судя по докладам из Земского приказа, получают с них немалую мзду. Дело в том, что казаков много, а действительно хлебных мест с необременительной службой мало. Впрочем, дело это вполне обыденное. Кто куда поставлен на службу – тот тем и кормится.

Но с этими ладно, практически, свои люди, разберемся. А вот зачем прислал послов «самозваный гетман» Сагайдачный[25]?

Принимать казачьих послов в Грановитой палате вместе Боярской думой – много чести. Не говоря уж о том, чтобы вместе с Катариной. По-хорошему им вообще, разговоры с каким-нибудь окольничим не слишком знатным вести…

– Уж ты похлопочи, боярин, – с надеждой в голосе попросил царского вельможу атаман Зимовой станицы Епифан Родилов, а за нами дело не станет, отслужим Его Царскому Величеству.

– Я не боярин покуда, – прогудел в ответ Вельяминов, цепко всматриваясь в лица казаков.

Пришедший на встречу с посланниками Тихого Дона царский ближник вольготно расположился в кресле первого судьи. Стольник Колтовский пристроился за его плечом, а Сомов, скрипя пером, вёл записи. Чуть в стороне от главных переговорщиков держался молодой рейтарский офицер, с интересом поглядывавший на атамана и его спутников, но в разговор не вступавший.

– Мы казаки – люди темные, – пожал плечами Родилов, – только и у нас в Черкасске всем ведомо, что ты, господин, для государя всё равно, что брат названный! Сделай милость, договорись о встрече.

Пришедшие вместе с атаманом есаулы и казаки тут же закивали, подтверждая, мол, так и есть. Всем на Тихом Дону хорошо известно, какой важный человек Никита Вельяминов, тут и говорить не о чем! Одеты казачьи посланники были, как и положено людям их профессии, кто во что горазд. Русские кафтаны перемежались с польскими кунтушами, черкесскими чекменями, а так же татарскими или турецкими халатами, кто их там разберет нехристей.

Оружие у всех было богатым, изукрашенным золотой или серебряной насечкой и даже камнями, но видно было, что не своё.

Как я определил? Дело в том, что если богатый и знатный человек закажет себе парадное вооружение, то всё оно будет сделано в одном стиле. Шпага будет иметь одинаковую отделку с дагой, доспехи подходить к шлёму и так далее. А если польская корабела[26] прицеплена к персидскому наборному поясу, за который заткнуто два турецких пистоля, причем один с серебряной насечкой, а другой вовсе без украшений, то будьте уверены, что сие великолепие досталось нынешнему владельцу после дувана.[27]

Дело у казаков и впрямь было серьезное. Обозленные их набегами турки и татары засыпали Мертвый Донец – протоку, по которой донцы прорывались в Азовское и Черное моря, и ещё больше укрепили Азов, добавив к нему укрепления на острове Каланча. А затем развили планомерное наступление на казачьи городки, беря их штурмом и разоряя один за другим. Объединившись, казаки сумели отразить нападение в этом году, но было понятно, что крымцы и азовцы с ногаями от своего не отступят и следующей же весной повторят свою попытку.

– Ишь чего удумали, к государю! – громко усмехнулся рейтарский офицер. – Вроде у него дел других нет, как всяким татям помогать.

Родилов с неудовольствием зыркнул на наглого рейтара, но отвечать не стал, а обернулся к Вельяминову и его спутникам, в надежде, что те поддержат его просьбу. Прочие станичники также проигнорировали выпад, и лишь один молодой казак, тряхнув чубатой головой, горячо высказался в ответ:

– А разве не служили мы верой и правдой государю Ивану Федоровичу? Разве не водил о прошлом годе атаман Стародуб пять тысяч конных казаков на помощь царским ратям к Вязьме?

– Ты, казак, ври да не завирайся, – засмеялся в ответ офицер. – Едва ли две тысячи ратных у Гаврилы Стародуба было, а конных из них, хорошо если половина!

– Что поделаешь, государь, – ничуть не смутившись, отозвался молодец, – не соврёшь – не проживешь!

– Государь?! – изумились посланники, и, переглянувшись, дружно рухнули на колени.

– Ты откуда меня знаешь? – строго спросил я парня. – Или видел прежде?

– Приходилось, – приподняв голову, скупо улыбнулся тот и хотел назваться, но я перебил его.

– Погоди, сам вспомню! Ты – Мишка Татарчонок – джура[28] старого Лукьяна. Как он там, кстати?

– Нет уже дядьки Лукьяна, – покачал головой молодой казак. – Срубили нехристи ещё три лета назад.