Княжна Марья приняла дар и нерешительно взглянула на меня. Я, тут же подошел к ней, и, приподняв покрывало, осторожно коснулся губами к обеим щекам невесты. Гости поддержали меня здравицами и приветственными криками.
Но это был ещё не конец. Надо было одарить и вторую пару и я хлопнул в ладоши ещё раз. Следующий стольник подошел, держа на руках роскошную соболью шубу.
– Дмитрий-ста, царь жалует тебя шубой со своего плеча!
Щербатов, стоя на негнущихся ногах, принялся благодарить, и всем было видно, что он с трудом находит слова. Честь, действительно, была велика. Многие знатнейшие бояре, не одни штаны протершие на лавках в Думе, и мечтать не смели о подобном даре. Для этого надо было совершить нечто героическое. Победить в сражении, или построить в чистом поле город, или совершить ещё что-нибудь не менее великое. Я преподнёс ему это за поединок. Все-таки князь вступился за честь страны и проявил себя с самой лучшей стороны, но, похоже, что гости не совсем поняли мои резоны и с разных сторон стали раздаваться шепотки, а то и самые настоящие смешки.
Затем принесли подарок невесте, и я почувствовал себя идиотом. Это тоже были ожерелье и серьги, но…
Тончайшее покрывало убрано и я смотрю в заплаканные глаза Алёны. Надо её поцеловать, лучше всего, так же как и княжну Марью в щеки, и скорее опустить это проклятую кисею, чтобы не видеть её больше, ибо силы человеческие не беспредельны…
– Откупился, – выдохнул кто-то из гостей.
– Что?! – мгновенно взбесившись, обвел я горящими глазами собравшихся.
Но те снова принялись кричать здравицы молодым, поднимать кубки и вообще всячески шуметь, будто и не было этого мерзкого ехидного возгласа. А ведь был, не показалось же мне это, в конце концов!
Побледневший как смерть князь Дмитрий, не дожидаясь кравчего, набулькал себе полный кубок вина и, залпом осушив его, опустился на скамью.
– Что случилось? – спросила меня Катарина.
– Всё хорошо, сударыня, – ледяным голосом отвечал я ей. – Просто гости немного впечатлены нашими дарами.
– Но у меня тоже есть подарки.
– Так подарите их побыстрее и дайте остальным проявить свою щедрость!
Анисим Пушкарев с семьёй тоже присутствовали на свадебном пиру, но как людям незнатным, им отвели место в дальнем углу, далеко от царских глаз. Возможно поэтому, веселья вокруг них было куда больше, чем за боярскими столами. Вокруг них сидели такие служивые люди, выдвинувшиеся в царствование Ивана Федоровича, хорошо знавшие брата и сестру Вельяминовых и, искренне желавших им счастья.
Принаряженная ради такого случая Авдотья поначалу всё боялась ударить в грязь лицом перед важными господами и сидела так, будто ненароком проглотила аршин. Ела помалу, вино из кубка только пригубливала, однако надолго её не хватило, и скоро раскрасневшаяся жена стрелецкого головы стала гораздо веселее и разговорчивее.
– Глянь-ка, Анисим Савич, как невестушки-то хороши, – мечтательно шепнула она мужу. – Будто лебёдушки!
– Угу, – односложно хмыкнул в ответ Анисим.
– А Никита Иванович каков? Ну, чистый боярин!
– Ага.
– А вот князинька-то, неказист, – уже громче продолжала изрядно захмелевшая стрельчиха. – Уж за что ему такая красота досталась, ума не приложу! Боярышня Алёна Ивановна ведь красоты неописуемой девица. Будто королевна заморская…
– Цыц, дура! – не разжимая губ, велел ей муж, но на беду кто-то уже услышал эти слова.
– Не вышло из Вельяминовой ни королевны, ни царицы, – пьяно усмехнулся подвыпивший дворянин в лазоревой ферязи. – Видать худо старалась!
– Ничто, – подхватила за ним соседка. – Зато приданного князю немало принесет. Вон сидит болезный, ни жив, ни мёртв от радости!
– Чего ему радоваться?
– А о чём печалиться?
– Так ведь, не по нраву, поди, чужой кусок-то доедать!
– Грех вам такое говорить! – попытался кто-то пристыдить захмелевших гостей, но его не слушали.
– Вот народ, – покрутил головой Пушкарев. – Наболтают по пьяни с три короба, а потом на съезжей удивляются, за что их так.
Сам он хоть и пил наравне со всеми, признаков опьянения не показывал, говорил помалу, всё больше слушая других и запоминая, кто чем отличился.
– Про что это ты, милый друг? – переспросила не расслышавшая его Авдотья.
– Да так, – без тени улыбки отвечал ей муж, – размышляю, где наша дочь богоданная?
– Так она же подружка невесты, – развела руками мать. – Должно там где-то.
– Ну-ну.
– Гляньте, государь молодым подарки жалует! – прошелестело по рядам и все на время, замолчав, как зачарованные, принялись с утроенным вниманием следить за действом происходящим далеко впереди.