– Не надо, – сверкнула глазами Машка. – Пусть княжич сам решает. Не может отца умолить – пусть уводом берет, а нет, так и на что он мне такой нужен?!
– Чёрт, а не девка! – не удержался я и, поцеловав её на прощанье в лоб, пошел дальше.
– Кабы на богомолье пошел, нечистого навряд ли вспомнил! – прошептала про себя Пушкарева, но никому о своих догадках говорить не стала и побежала на женскую половину дворца.
Катарине и её двору предстояло отправляться по окрестным монастырям завтра, а пока в Кремле спешно снаряжались возки для них, под руководством хмурого и неразговорчивого Вельяминова. С Боярской Думой я распрощался ещё вчера, объявив свою волю, что совсем не помешало всем думским чинам выйти меня провожать. Обняв на прощание жену и детей, я взял в руки посох и оглядел свою свиту. Рынды – как на подбор молодые, здоровые и рослые парни, одетые в простые кафтаны и шапки с точно такими же посохами в руках ждали меня. Специально приехавший для такого дела патриарх благословил наш путь, прочитал – «Царю небесный, утешителю, душе Истины» и мы, под колокольный звон, размеренным шагом двинулись из Кремля. Следом за нами потянулись две телеги со всяким припасом необходимым в дороге.
Глянь, государь, – угодливо заметил шедший рядом со мной молодой князь Иван Хованский, – сколь много жителей Москвы на твою царскую милость посмотреть вышли!
– Разве? – усмехнулся я, окинув взглядом толпу зевак. – За слоном-то куда как больше народу ходило!
Несмотря на серьезность момента, многие из рынд не смогли сдержать смешков, которые неожиданно пресек непонятно откуда взявшийся совершенно седой монах.
– Цыц вы, охальники! Чай не на свадьбу идете, чтобы зубы скалить!
– Отец Мелентий, – узнал я его. – Ты как здесь?
– Да вот, решил с тобой, надежа-государь, сходить, поклониться святым местам.
– А академию на кого бросил?
– Даст Бог, управятся с академией и без меня!
– А если серьезно?
– Куда уж серьезней, – вздохнул мой бывший духовник. – Нужно мне с тобой идти и весь сказ! Гнать будешь, всё одно не уйду!
– Тогда не отставай.
– Это мы ещё поглядим, кто отстанет, – пробурчал иеромонах.
Некоторое время мы шли молча, но надолго моих молодцев не хватило, и по строю поползли шепотки.
– Слыхали, Федька Панин вернулся?
– Ага. Сказывали, немало добра привез из похода.
– Это же куда он так удачно сходил, неужто под Азов?
– Не, наших там не было, казачки сами управились.
– Ну и ладно, а чего Федька-то привез?
– Не чего, а кого, – хохотнул рассказчик. – Девку черкесскую! Сказывают, у ногаев отбил.
– И чего?
– Да ничего, если не считать, что евоная Ефросинья, за сию добычу, господину стольнику малым делом все волосья в бороде не выщипала!
После этих слов по нашей колонне снова поползли смешки, которые, впрочем, тут же пресек отец Мелентий, отвесив болтуну затрещину.
– Грех-то какой! – скорбно поджал губы Хованский, искоса наблюдая за моей реакцией.
– Отче! – подал голос я: – Сделай милость, иди рядом со мной, пока всю мою свиту не прибил. – Как повелишь, государь, – не стал спорить священник и перебрался поближе.
Так мы прошли всю Москву, затем миновали посад, и через некоторое время оказались в чистом поле, где нас окружили хорошо вооруженные всадники. Не ожидавшие такого поворота рынды сначала немного растерялись, а затем быстро окружили меня кольцом и, перехватив поудобнее посохи, стали ожидать развития событий. Причем, у многих из них, помимо палок, оказались при себе припрятанные до поры пистолеты, кистени и прочее оружие. Сразу видно, что к паломничеству юноши готовились всерьез.
– Не утомился, государь? – поинтересовался Михальский, выехав вперед.
– Не дождешься, – усмехнулся я. – Кони где?
– Здесь всё, – отозвался державшийся поначалу за его спиной Панин и махнул рукой коноводам.
Через пару минут нам подвели по паре уже снаряженных лошадей, к седлам которых было приторочено оружие и припасы. Что интересно, даже отец Мелентий не остался безлошадным. Видимо, его решение присоединиться к нам было не таким уж и спонтанным.
– Гляди-ка, всё подготовлено, – покачал головой изумленный Хованский. – И кони, и сброя…
– А ты думал у царя токмо на тебя единого вся надёжа? – буркнул в бороду иеромонах.
– Ну, что вы телитесь? – нетерпеливо поинтересовался я у Корнилия.
– Да уж все готово, – отозвался тут же литвин.
– Ну, тогда с Богом!
Две следующие недели мы спешили так, будто за нами гнались волки или что похуже. Ночевали, где придется, пищу готовили на кострах, а утром снова в путь. Единственной большой остановкой была Тверь, точнее Отроческий Успенский монастырь. Когда-то в эту обитель ссылали опальных деятелей Православной церкви. Как раз в этих стенах провел двадцать лет в заточении преподобный Максим Грек, и именно здесь Малюта Скуратов задушил митрополита Филипа Колычева.