Государевы конюхи

Илья Матвеевич хотел было что-то сказать, да лишь рукой махнул. И вышел, хлопнув дверью.

— Гляди-ка, Данилка, какая из-за тебя склока и свара! — весело заметил Башмаков. — А теперь скажи — после того, как мы сдуру согласились ту Настасью в Иркутск отправить, ты с ней сношение имел? Грамотки, может, писала? Или верного человека присылала? Или кого из девок?

— Нет, ни грамоток, ни человека! — И Данилка, повернувшись к образам, перекрестился.

— Твое счастье, что ты про кумовство честно сказал. Коли бы Илья Матвеевич иным путем проведал — быть бы тебе, куманьку, на дыбе. Он за той Настасьей с осени гоняется.

— Да кто ж она?!

Не полагалось конюшонку задавать вопросы дьяку, но Данилка выпалил, а Башмаков был в хорошем настроении оттого, что не выдал парня Разбойному приказу.

— Ты и впрямь про Настасью-гудошницу не слыхивал?

— Про гудошницу не слыхивал.

— И то верно, когда Желвак за тебя просил, только о том и толковал, что ты с Аргамачьих конюшен носу никуда не кажешь. Ну вот и впредь там сиди. Сам видишь — стоило тебе на Москве показаться, как первым делом с Настасьей-гудошницей покумился. Налетчица она, братец, лесных налетчиков водит.

— То-то кистенем машет!.. — начал было Данилка, да и замолчал, разинув рот.

— Ну, коли сболтнул, так продолжай, — велел Башмаков. — Где ты видывал, чтобы она кистенем махала?

— Это она на дворе у свахи дворового человека княжича Обнорского убила. И потом, в ту же ночь, — Гвоздя.

— Какой еще Гвоздь? — недовольно спросил Башмаков. — Этим делом Земский приказ занимался, я всех записей да сказок наизусть не помню.

— Гвоздь, которого вместе с Илейкой Подхалюгой княжич послал сваху и ее девку удавить.

— Теперь вспомнил. Ну, царствие небесное Подхалюге, туда и дорога… А Гвоздь, сказывали, выжил да ушел. Дай-ка я тебе растолкую, а то ты вдругорядь чего-нибудь сморозишь, а меня рядом не случится, чтобы помочь. Кумовством похвалишься, или еще что.

Башмаков прошелся по комнате, потом встал перед Данилкой, усмехнулся и вдруг похлопал парня по плечу.

— Слушай, не перебивай. Настасья-гудошница со своими налетчиками оседлала Стромынку, а там уж были два атамана с людьми, и первый — Юрашка Белый, а второй — имени его не знали, в глаза мало кто видел. И с Юрашкой она как-то договорилась, а тот, второй, увидел, что против них двоих ему не потянуть. И решил он от них избавиться… И способ нашел — каким-то образом с Разбойным приказом сговорился.

— Я вам — налетчиков, а вы меня не трогайте? — не удержался и перебил Данилка.

— Учись при старших молчать! — одернул его дьяк. — Правду про это дело знать хочешь?

Данилка так кивнул, что голова чуть с плеч не улетела.

— И вызнал тот третий атаман, когда Юрашкины люди приходят на Москву, и в котором кружале бывают, и уговорился с целовальником, и опоили их, и сдали. А Родька в тот вечер там случайно оказался, пил с мужиками и не знал, что налетчики, и заснул. А когда налетчиков вязали, целовальник его выручил — сказал, что этот со стороны, забрел случайно, угостили его, вот и свалился. Настасьины же люди там не были, а только Юрашкины. Их в Разбойный приказ повезли, там пытали. Ясно было, что они долго не продержатся, выдадут атамана. И Настасья Юрашку у подружек своих, у зазорных девок, спрятала. Вдвоем они живо догадались, кто тех налетчиков сдал, а дотянуться до него не могли — больно высоко сидел. Ну, догадался, кто по ночам тайно на Стромынку ездил, и с дворней своей, кто купцов грабил?

— Княжич Обнорский, — твердо сказал Данилка. — С ним она поквитаться хотела. И поквиталась! Стало быть, он!

— Поквиталась, — согласился Башмаков. — Понял теперь, почему Гвоздь так обрадовался, когда с тобой знакомство свел? Почему нужным человеком называл? Понял, что ты — простая душа, тебе щей с мясом плеснуть — все выболтаешь. А государевы конюхи не только грамотки тайные возят, бывает, что и мешок с деньгами к седлу приторочен. И он полагал про такие дела от тебя узнавать.

Данилка только рот разинул.

Тут же ему сделалось так стыдно, что румянец залил щеки и уши.

— Впредь умнее будешь, — предостерег дьяк. — Этот позор на всю жизнь запомни, понял? А теперь про Настасью доскажу. Когда все это дело раскрылось, государь на Разбойный приказ осерчал. За такие тайные сговоры как не осерчать? Так получилось, будто они княжича покрывали. И взялись приказные за ум, и стали всю разбойную братию тормошить да вязать. Твоя кума это предвидела, на Москве оставаться побоялась, видать, ее многие в лицо хорошо знали. И то — девка приметная. И выезжать опасно — за теми, кто сейчас норовит из Москвы прочь податься, особый присмотр. Вот она и догадалась — в Сибирь замуж попросилась! А мы и растаяли… Ох, хитра! Три приказа обдурила!..

Судя по голосу, Башмаков не возмущался Настасьей, а скорее восхищался, и, видать, полюбилась ему девка — уж больно охотно толковал о ней.

— Да только до Иркутска-то она, поди, и не доехала! Больно ей туда нужно!

— Как же?.. — начал было Данилка.