В те тревожные дни в дневнике императора появляются записи об утомительных изматывающих занятиях, долгих совещаниях с Витте, Горемыкиным и другими сановниками и членами императорской фамилии, о его личном участии в редактировании Манифеста 17 октября. В итоге проделанной работы краткая запись: «Подписал Манифест в 5 часов. После такого дня голова сделалась тяжелою и мысли стали путаться. Господи, помоги нам, спаси и усмири Россию»1
.«18 октября. Сегодня состояние духа улучшилось, так как решение уже состоялось и пережито…»
«19 октября. Все находится в каком-то чаду».
«27 октября. В Кронштадте беспорядки и разгромы. Добиться известий трудно, телефон не действовал. Ну уж времена!!»
«1 ноября. Был очень занят. Познакомился с человеком божьим – Григорием из Тобольской губернии» (это первое упоминание в бумагах Николая II о Распутине – удивительное совпадение событий: революция, конституционный Манифест и явление «божьего человека» в состоянии «какого-то чада», «путаницы мыслей»).
В часы горестных раздумий рядом с царем ближе других оказались Витте и Распутин. Ни Гермогена с Пожарским, ни нового Сперанского рядом с троном не оказалось. В свое время Павел I напутствовал Суворова в итальянский поход словами: «Иди спасай царей». Через столетие надобно было спасать русского царя, и оказалось, что некому. С.Ю. Витте судьба отвела роль спасителя династии и империи. Николай II не без внутреннего сопротивления внял советам этого, по его определению, «политического хамелеона». Людская молва окрестила министра графом Полусахалинским. К нему, его услугам обратился в тягостные дни государь император тогда еще великой державы.
В разгар кризиса в письме к матери Николай так излагал мотивы принятия ответственного решения:
«Наступили угрожающе спокойные дни. Полный порядок на улицах, но в то же время каждый знал, что что-то должно произойти. Войска ожидали сигнала, но другая сторона не начинала. У каждого было чувство, как перед надвигающейся летней грозой. Нервы у всех были на грани и необычайно взвинчены… В течение всех тех ужасных дней я постоянно встречался с Витте. Часто мы встречались рано утром и расставались только с наступлением ночи. Имелось только два возможных пути: найти энергичного полководца, чтобы подавить мятеж силой. Тогда появилось бы время перевести дух, но совершенно ясно, что пришлось бы применить силу еще и еще в течение нескольких месяцев, что означало потоки крови, и, в конце концов, мы оказались бы в точно таком же положении…» «Другим путем было: дать народу гражданские права, свободу слова, печати, а также все законы, утверждающие статус Думы, что, конечно, привело бы к конституции. Витте энергично защищал этот путь. Он сказал, что, хотя и этот путь не без риска, но он единственно возможен в настоящий момент. Почти каждый, с кем я имел удобный случай посоветоваться, был того же мнения (особенно энергично на этом настаивал великий князь Николай Николаевич. –
Взвешенные, выстраданные оценки Николая II признают видную роль Витте, но в них звучат и отголоски недовольства действиями министра, давшие повод для великосветских сплетен о том, что министр вырвал у государя конституцию. И то и другое имело место.
В начале октября Витте из разговоров с графом Сольским, возглавлявшим Особое совещание по разработке законов в развитие Манифеста 6 августа о Госдуме, убедился, что работа Совещания зашла в тупик, были споры о конституции и диктатуре, но решения не находилось. Витте даже вкладывает в уста Сольского слова «без вас я не вижу выхода», сказанные одним графом другому со слезами на глазах.
По-видимому, Витте не очень преувеличивает растерянность графа Сольского. Оппонент Витте генерал Мосолов дает примерно ту же картину безрезультативности работы Совещания, члены которого утонули в противоречивых суждениях, даже либералы: «Все признавали [ее] необходимость, но в чем же она должна выразиться <…> сторонники конституционного правления не имели малейшего понятия о порядке выборов в представительные органы и создания работоспособного органа… отделывались общими местами и заявляли, что о деталях позаботится уже Сергей Ефимович Крыжановский (государственный секретарь пользовался в высших сферах репутацией тонкого юриста, добавляет Мосолов)»3
.Витте трезво оценил обстановку. Время для рассуждений и споров прошло. Нужны немедленные действия, или открытие военной диктатуры, или провозглашение конституционных свобод, более решительное, чем это было сделано 6 августа.