Государственная недостаточность. Сборник интервью

– Так что же Александр Исаевич молчит?

– Он умный человек. И прекрасно понимает, что роковым образом изменилась нравственная акустика слова. Зачем лаять, когда ветер уносит звук? Если вы помните, я вывел Солженицына в «Демгородке» под фамилией Собольчанинова. Причем Александр Исаевич тогда даже не собирался возвращаться, а я его «вернул» в Россию, где он стал комической фигурой. То есть мы сегодня фактически живем в «Дем-городке». Ельцин, например, все больше и больше похож на адмирала Рыка…

– В «ЧП районного масштаба» вы подняли тему привилегий комсомольских и партийных вожаков. Но, если посмотреть на то, сколько нахапали себе «вожди» нынешние, секретари райкомов тех лет кажутся просто святыми…

– Так оно и есть. Дело в том, что в той этической парадигме, что имела место быть при советской власти, все эти домики, дачки, в основном казенные, кстати, были нарушением этой самой парадигмы. И когда человеку говорили: «Как же так, парень, у тебя секретарша – любовница?» – он вжимал голову в плечи… И многих по этой причине сняли. Никто не мог нарушать законы «государственной скромности». Или почти никто.

– Был я в этих домиках для приема гостей. Это домики размером со сторожку дачи какого-нибудь нового русского.

– Первое, что сделали эти ребята, придя к власти, они отменили закон о личной скромности человека, имеющего власть. Мол, почему это он должен быть скромным? Вспомните хотя бы рассуждения Гавриила Попова о том, что взятка чиновнику совсем не взятка, а воздаяние чиновнику за его радение. Или последний случай с руководителем РАО «ЕЭС» Бревновым. Сидит молодой парень, судя по речи, не семи пядей во лбу. И в том, что он светоч электрификации и духовный наследник Кржижановского, я глубоко сомневаюсь. То есть человек, приехавший в Москву в обозе Немцова, получил авансом столько, сколько не получили наши ученые, лауреаты Нобелевской премии, сколько и не мечтали иметь недавно ушедшие из жизни Свиридов, другие гении, то есть люди, которые в судной книге на странице «XX век. Россия» будут записаны золотыми буквами. Как это?

А никак! Здесь нет ни логики, ни справедливости. Ну, положил человек себе такой оклад жалованья, и все. Мой пафос в «ЧП районного масштаба» надо рассматривать в той системе ценностей. А сейчас, когда за границу вывезены сотни миллиардов долларов, которых, кстати, хватило бы, чтобы каждому из нас выдать по две «Волги», тогдашние злоупотребления выглядят детскими шалостями.

– Но ведь никто не протестует, все молчат…

– Протест зреет внутри людей. При советской власти тоже было очень много недовольных. Массовых выступлений не было, за редким исключением типа Новочеркасска. Просто людей на улицу никто не выводил. Почему в 1990–1991-м люди пошли на улицу? Потому, что их позвали телевидение и газеты. Не позвали бы, никто и не вышел бы. Уверяю вас, дайте мне на два дня телевидение, и на третий день вся Москва будет в баррикадах. Ибо сегодня обиженных гораздо больше, чем тогда. Тогда люди были недополучившими.

Их, собственно, и подняли для того, чтобы они могли кое-что дополучить. А когда они поднялись, их и того, что было, лишили. И давайте учтем, что демонстрации недополучивших были бескровными. Если бунт будет сейчас, это будет бунт других людей. Бунт людей, лишенных всего.

Именно поэтому власть все силы направляет на недопущение такого варианта развития событий. Мол, вы что, ребята, еще хуже будет… Самое интересное, что это действует. Почему в начале 90-х можно было поднять людей? Дело в том, что мы были воспитаны на советской философии линейного прогресса. Я родился в 1954 году. И в течение всей моей жизни она, эта жизнь, улучшалась. Сначала мы вчетвером жили в заводском общежитии, потом получили квартиру, потом я стал жить отдельно, у меня появилась машина, шесть соток и так далее. Так что никому в голову и прийти не могло, что, если потребовать от правительства, чтобы «стало лучше», в итоге можно получить «гораздо хуже».

Теперь люди ученые, они поняли, что есть неэвклидова экономика, когда от желания жить лучше становится хуже. Теперь людей на улицу вытащить тяжелее. Этим наши политики и пользуются.

– На улицу людей звала как раз интеллигенция. Что с ней? Почему в России два конгресса интеллигенции, три союза писателей, почему одни за власть, другие против?