Государственная недостаточность. Сборник интервью

– Мне кажется, по своей сути он не будет сильно отличаться от героя нынешнего. Но именно в русской литературе в первое десятилетие нового века снова усилится «разработка» положительного героя. Помню, как нас, молодых писателей, с высоких трибун съездов и пленумов призывали его искать. Я, будучи человеком скептическим, смотрел на эти призывы не без иронии и поиздевался над этим героем от души. Но с возрастом прихожу к мнению, что у каждого вида человеческого творчества есть какой-то главный долг перед обществом. У литературы этот долг – создание положительного героя. Это вовсе не означает, что каждый писатель обязан выдать на-гора по положительному герою. Но литература обязательно должна предложить несколько типажей, которые помогали бы обществу тянуться вверх, потому что жизнь по своей сути тянет человека вниз, а литература – это часть человеческой деятельности, которая уравновешивает это движение. Предлагая положительного героя, писатель помогает, по крайней мере, обществу тянуться вверх, удерживаться на уровне высоких нравственных ценностей. Заметьте, создание художественно убедительного положительного героя более сложная задача, чем художественно убедительного отрицательного героя. (Примером может служить Гоголь.) Повторяю: эта задача непростая, и решаться она должна не на убогом уровне, как в советские времена, а с учетом нынешнего ощущения, понимания нашего трагического опыта.

– Что вы хотели бы пожелать читателям газеты «Российские вести» в наступающем году?

– Новый год – это праздник надежды, и при всем моем врожденном пессимизме я улавливаю своим внутренним чувством, «эоловой арфой», которая находится внутри любого писателя, новые токи времени, возвращения нормального отношения к своей истории, патриотизму. Я думаю, что Россия миновала свою низшую точку падения, и началось трудное, полное, безусловно, срывов и разочарований, но – восхождение вверх. Мы наконец поняли, что навязанный нам стереотип сломан и что на нелюбви к собственному Отечеству и на обожании себя, единственного и ненаглядного, счастья не построить.

Наталья РОЖКОВА

«Древо», приложение к газете «Российские вести»,

27 января 2000 г.

У меня есть шанс быть интересным потомкам

– Юрий Михайлович, большинство читателей помнят вас как автора повести «ЧП районного масштаба». Поэтому нашу беседу мне хотелось бы начать именно с нее. Если не ошибаюсь, то написана она была в так называемом застое?

– Написана она была в 1981 году и лежала до января 85-го года. Она долго ходила по всяким инстанциям – в ЦК партии, не говоря уж о ЦК комсомола.

– Когда вы ее начинали писать, вы знали, что с ней будут проблемы?

– В общем-то, я догадывался, что проблемы будут. Но у меня есть такой принцип: когда пишу, не думаю о том, где будет напечатано. Просто я пишу и считаю нужным писать, чтобы быть довольным собой, своими мыслями, своим текстом. Прежде чем поставить последнюю точку, я много раз переделываю – по десять-пятнадцать редакций. Раньше это было для меня катастрофой, потому что я сидел, заваленный разными вариантами. Но с тех пор, как перешел на компьютер, все стало проще.

И вот когда я ставлю последнюю точку, когда понимаю, что в данный момент на данном этапе моего духовного, профессионального, гражданского развития я уже не смогу улучшить текст, тогда начинаю думать о том, что с ним делать, куда нести, кому предложить. Точно так же было с моими многострадальными повестями «ЧП районного масштаба» и «Сто дней до приказа», которые я написал соответственно в 1981 и 1980 году.

– Почему вас потянуло на эти темы? Ведь обычно писатели стремятся создать что-то вечное, а эти темы, как мне кажется, сиюминутны. Или вам хотелось популярности, затронув эти «горячие» темы?

– Самый короткий путь к забвению – это думать во время работы о вечности. Тогда точно напишешь какое-нибудь занудство, которое хуже, чем сиюминутная вещь. Хотя бы потому, что сиюминутный бестселлер хоть раз прочитают, а вот тягомотину никто даже один раз не захочет читать. Как учит опыт литературы, вещи, которые сначала воспринимались современниками как злободневные, впоследствии становились классическими.

– Вы думаете, что это можно отнести и к «Мастеру и Маргарите» или «Дяде Ване»?