Государственная недостаточность. Сборник интервью

– Опять же результат той идиотской надежды, которая могла родиться в голове у мальчика, выросшего в цековской семье, работавшего в газете «Правда», и его единомышленников с примерно такими же биографиями. Пустить все на самотек, и все само собой образуется. У них была дикая иллюзия – мы дадим любую возможность, закроем глаза, и люди обогатятся. А мы будем на них опираться. Как может быть так, чтобы государство на бандюганов опиралось! Ведь первыми на «заработки» бросились люди, лишенные правового сознания.

И в результате тот класс нуворишей, который у нас возник, – ублюдочный. Эти люди живут под прессом постоянного страха – их могут взять и вышвырнуть из страны, объявить в розыск. У них тоже комплекс неполноценности, хотя и до хрена денег. Они же прекрасно знают, как они их заработали. И в любой момент с них можно спросить. Завтра к ним придут из ФСБ и скажут: а вот помните, в 94-м году вы кредитик-то в банк не вернули. И председатель правления банка погиб при этом как-то странно. Давайте-ка мы поговорим на эту тему. И шандец… всем этим «Ролексам», виллам…

У меня с «Козленком» получилась вещь анекдотическая. Один режиссер подделал договор со мной на уступку авторских прав. Причем, естественно, не оригинал, а заверенную нотариально копию. Уж очень хотелось ему снять «Козленка»… На сегодняшний день, слава богу, президиум городского арбитражного суда расставил все точки над «i». Но сам факт – ощущение всеобщей безнаказанности, когда можно упереть завод, на котором вкалывало несколько поколений, можно упереть нефть, которая принадлежит стране и народу. А почему бы, собственно, не упереть авторские права? Вот посмотри, китайцы трудятся под жесточайшим надзором, контролем спецслужб, партии, и то у них постоянно казнят взяточников и жуликов.

– Все-таки чувствуется, что несколько дней назад ты вернулся из Китая и все еще находишься под впечатлением. Кстати, что это был за вояж?

– Ездил получать приз за лучший зарубежный роман года. «Замыслил я побег…».

– Прими искренние поздравления… И давай немного отойдем от политики. Расскажи лучше, как встречал Новый год?

– Я встречаю Новый год в кругу семьи. Последние два года мы живем в Переделкине – празднуем его на даче, вокруг елочки. Чисто семейный праздник.

– Признайся, примерный ли ты семьянин?

– Де-юре – я примерный семьянин. У меня, кстати говоря, редкий случай в писательской среде – у меня одна женимость. Я женат 28 лет. Дочери 22 года. Позади уже серебряный юбилей. В Доме литераторов, кстати, праздновали.

– А как же молодые длинноногие поэтессы… Соблазны, губительно влияющие на творчество?

– Я не могу работать на колене. Есть писатели, способные работать в любых условиях – пусть хоть на головах вокруг ходят. А я долго, очень долго настраиваюсь, вхожу в это состояние. И я отлично всегда понимал, если даже какие-то соблазны возникали (соблазны всегда могут возникнуть перед не старым еще мужчиной), что перестройка в семейной жизни выбьет меня из колеи на несколько лет. А старый брачный друг, как догадываешься, лучше новых двух…

Я отказывался от блестящих карьер. Меня в свое время приглашали в ЦК партии. А сегодня предлагают под мое имя крупный бизнес раскрутить. Я всегда говорил – нет, хотя мне гарантировали безбедное существование. Почему? Потому что, как написал мой старший товарищ Андрей Дементьев, – лишь бы озеро вашей души не мутилось. Если я буду знать, что где-то там идет танкер, каким-то образом связанный с моим именем, я, как человек ответственный, буду думать об этом танкере. Не смогу ничего писать.

– Получается, семью ты рассматриваешь как тихое литературное пристанище, и только?

– Ты не дослушал. Я говорил о творчестве. Наташа – горячо любимый мой человек. Мы поженились, когда я еще был молодым поэтом. Студентом пединститута. Она со мной вместе проходила все этапы мужания, становления…

– Еще с тех времен многие облизываются, вспоминая ваш хлебосольный дом и знаменитые пельмени.

– Обычно я Наташе говорил – завтра у нас будет орава. А денег зарабатывали мало. Мы с ней садились и лепили пельмени. Налепишь штук двести… И за счет этого удавалось накормить всех.