– Сравнивают часто. В основном из-за того, что в прозе и у него, и у меня достаточно сильна сатирическая нота. Но проза Довлатова по жанру – это «иронический мемуар». Я же пишу повести и романы во всей полноте жанра. И по жизненной позиции, по сфере политических интересов, по национально-культурному самоощущению, по отношению к России мы абсолютно разные люди. Да и ирония у нас разная по природе. А поскольку иронических писателей вообще очень мало, вот нас и упоминают через запятую, хотя надо бы через тире…
–
– Читаю, но избирательно. Ведь от одних писателей уже знаешь, чего ожидать, какой смысл читать?! А есть писатели, у которых я читаю все, что бы у них ни вышло. Это – Распутин, Проханов, Орлов, покойные Астафьев и Дегтев. Слежу за тем, что пишет Тимур Зульфикаров, Юрий Козлов, из питерцев – Павел Крусанов. Из москвичей – Вера Галактионова, Личутин. Пелевин. Кстати, для меня существует две загадки. Почему писатель-постмодернист по фамилии Нечайко придумал себе псевдоним «Пелевин»? Ведь у него своя фамилия очень подходящая постмодернисту. И почему поэт-концептуалист Тимур Запоев стал Тимуром Кибировым? Ведь у него гениальная фамилия для поэта-концептуалиста!
–
– Зачем? Да, у меня фамилия совершенно нейтральная – Поляков… Бывает, меня спрашивают: «Вы кто по профессии?» – отвечаю: «Я писатель». – «И как ваша фамилия?» – «Поляков». – «Не слыхал». Вот так, думаю, упираешься рогом, работаешь, а никто не знает… «И что же вы написали?» спрашивают. «Да вот пару-тройку вещиц: «ЧП районного масштаба», «Сто дней до приказа», «Апофегей»… – «Ой, так это, значит, вы написали?! Что же вы молчите! Как, говорите, ваша фамилия?» Если б у меня было имя какое-нибудь типа Автандил или Дормидонт, или фамилия – Пиперштейн… Но у меня все – нейтральное, кроме сочинений.
–
– В современной молодежной литературе? Есть тенденции, которые меня огорчают. Во-первых, крайняя литературная неряшливость. Когда человек, не овладев азами литературной работы, начинает писать, как взрослый, это плохо. Эта во многом связано с искушениями Интернета. Ведь что такое текст, вброшенный в Интернет? Черновик, размноженный в миллионах экземпляров. А черновик он и есть черновик, над ним еще работать и работать. Второй момент – ранний прагматизм, когда молодой писатель пишет не о том, что его волнует на самом деле, и не так, как подсказывает сердце, а о том и так, чтобы получить литературную премию, грант и т. д. Сейчас в моде постмодернизм, «чернуха». Но просто по желанию стать Кафкой или Лимоновым нельзя. Особенно смешно, когда «разгребать грязь» начинают отпрыски хороших семей: про бомжей, например, очень любят писать дети, выросшие в профессорских семьях да еще с боннами. Мне вот об этом писать неинтересно: я вырос в заводском общежитии и видел все своими глазами. Грязь – это еще не правда жизни.
–
– Когда меня спрашивают: почему все ваши повести и романы стали бестселлерами, я отвечаю: все очень просто, я никогда не думаю о том, что скажет критика, запретят мою повесть или нет, понравится ли она вообще. Главное, что меня лично в этот момент эта тема взволновала, и я об этом написал. А поскольку я нормальный человек, с нормальной социальной и прочей ориентацией, оказалось: то, что волнует меня, волнует и большинство народа. Если у меня за это болит сердце, меня это тревожит. Это тревожит, как потом выясняется, и моего читателя.
–
– Знаете, меня политика интересует как писателя. В России писатель всегда был в политике, даже если объявлял, что он вне ее, это тоже был своего рода политический манифест. Этим, кстати, мы отличаемся от писателей, проживающих, например, в Америке или Англии. Там совершенно нормальным считается, если литератор пишет про свое заветное и политика ему до фонаря. А у нас в стране, переживающей пореволюционные времена, это невозможно. На встречах с читателями более половины вопросов всегда связаны с политикой и судьбами отечества. От русского писателя ждут не развлечения, а правды, но ведь правда и есть политика.
–