Государственная недостаточность

– Я прочитал его как завершение судеб амбивалентных героев Маканина, Киреева, Афанасьева, Кима, которые со всеми своими личностными амбициями не выдержали накала перестройки и легко дали себя растоптать ельцинскому режиму и нагловатым новым русским. Ты поставил свою точку в судьбе этого поколения невостребованных маргиналов. Они, эти «гамлеты без шпаги», не выдержали первого же тяжелого удара. И ты уже от имени другого, более молодого, поколения предъявляешь им счет, как промотавшимся отцам. Была у тебя какая-то перекличка с героями прозы «сорокалетних» или это лично мое восприятие?

– Естественно, какая-то связь была в силу простой преемственности литературной традиции. Мы исследовали одно и то же: последнее советское поколение, но на разных фазах его развития. В чем мое столкновение с былыми «сорокалетними»? Поколение Маканина, Кима, Курчаткина – они все забыли об одной вещи, о которой сегодня помнит из них только Анатолий Афанасьев. Это напоминает мне анекдот о чукче, который учится у ударника Ивана, как валить лес. Он смотрит, как тот одевается, что ест на завтрак и так далее. Различие одно. Иван включает бензопилу, а чукча нет. Ничего и не получается. Вот и наши маститые «сорокалетние» забыли о том, что их книги должны быть интересны читателю, что книги должны читать. Они ушли сейчас в профессиональное самоудовлетворение, поддерживаемое иными критиками и западными спонсорами. Книга должна притягивать, пока не закрыл последнюю страницу. Иначе незачем писать. Маканинскую, равно как и битовскую, прозу в последнее время читать просто невозможно. Это то, что говорил Лев Толстой о позднем Сенкевиче. Как жила, которая в мясе попалась, – пожуешь, пожуешь и выплюнешь так, чтобы никто не видел. А что касается пессимизма моих героев, то я прочел неожиданную для меня рецензию на роман «Замыслил я побег…» Юрия Козлова, писателя, которого я очень ценю. Он явно незаслуженно замалчиваем сегодня. Так вот, Козлов увидел в романе колоссальную способность нашего народа выживать при любых обстоятельствах. И я как бы вновь посмотрел на своего героя. Да, на таких не удержится мощь супергосударства, но, с другой стороны, он умудрился выжить при любых обстоятельствах и по большому счету не поступаясь совестью. Оставим его семейные неурядицы за скобками. Этот тип восходит к Обломову и другим классическим русским героям. Наш национальный характер. Что вызвало к роману такой интерес? Такой же, как и к «Козленку в молоке», с 1996 года уже выдержавшему девять изданий. Я объясняю это по-своему. У нас совсем ушла из литературы семейная сага. А это же сага, история одной семьи на протяжении почти сорока лет. Другое дело, что эта сага написана с учетом современных законов литературы, современного городского языка. Использована клиповая система построения. Но по сути своей – семейная сага.