Государственная недостаточность

– Вот в этом я с тобой абсолютно согласен. Сам уже спорю много лет с Бушиным, Кара-Мурзой, Глушковой и другими «красными» публицистами, что в разрушении Советского Союза не участвовали ни Александр Солженицын и Владимир Максимов, ни НТС, ни диссиденты. Относитесь к эмигрантам и диссидентам как хотите, но Советский Союз разрушила исключительно партноменклатура, никогда Солженицына не читавшая, но мечтавшая о постоянстве и прочности своего положения. Это был бунт временщиков. Сегодня ты – секретарь обкома, завтра тебя сбросили – и ты никто, у тебя нет ничего, ни машин, ни дач, ни денег. Вот это тотальное обуржуазивание советской номенклатуры и привело к краху всей системы. А Солженицын в этой ситуации скорее похож на Ленина, два дня не верившего в Февральскую революцию и свержение монархии, которое тоже произошло без всякой поддержки диссидентов того времени, тоже произошло от обуржуазивания монархической верхушки, тотально предавшей идеалы монархии. Вот две загадки XX века. Наши романтики, как советские, так и монархические, не хотят признавать истину буржуазного гниения своих былых кумиров. Ведь и Белая гвардия была антицаристской, антимонархической, управлялась все той же февральской верхушкой. Вспомним знаменитый Корниловский марш, гимн Добровольческой армии: «Мы былого не жалеем, // Царь нам не кумир, // Лишь одну мечту лелеем: // Дать России мир. // За Россию, за свободу, // Если позовут, // То корниловцы и в воду, // И в огонь пойдут». Типичный либеральный буржуазный гимн. Вот и наша партноменклатура образца 1991 года возжелала буржуазной жизни. Возжелала поместий и долларовых счетов. Им захотелось мгновенно стать хозяевами чужого всенародного добра. Почему бы все Министерство газовой промышленности не разделить на десяток Черномырдиных и эксплуатировать месторождения, не тобой открытые, не тобой разработанные. Форд и Ротшильд – ангелы по сравнению с нашими партократами, они расширяли свои владения, а не присваивали себе общеамериканскую собственность… Но вернемся к твоей мысли, что сегодня наступает время синтеза. Время двуглавого орла с серпом и молотом. Поздновато, но, может быть, и получится. Тоска по значимости и композиционной законченности. Не случайно Михаил Шемякин спокойно одобряет возвращение памятника Дзержинскому на прежнее место. Уходит в прошлое острое противостояние, уходит в прошлое время зла. Все начинает восприниматься конструктивно. Если памятник Дзержинскому на Лубянке организовывает окружающее пространство, то пусть и стоит. Хаос еще хуже. Что хорошего еще можно взять, то и возьмем из любого своего прошлого. Дай бог, чтобы такая уникальная модель утвердилась не только в Китае, но и у нас. Какова будет роль писателя в такой модели общества? Вернемся ли мы к литературоцентричности России? Или писателю и далее суждено положение маргинала?