Это касалось не только промышленных, но и социальных технологий. В частности, в то самое время, когда сельское хозяйство СССР представляло собой в прямом смысле «черную дыру», а социальные отношения на селе являли собой картину деградации в самом прямом смысле, Белоруссия покрывалась сетью развивающихся агрогородков. При всех их недостатках, на которые справедливо указывали (и указывают) белорусские источники, их отличие от основной части сельскохозяйственной практики Советского Союза (а сейчас России) бросается в глаза. Они значительно опередили свое время, – в частности, практическое применение теории «агрополисов» на Западе, – и по сей день действительно довольно эффективно соединяют в себе преимущества городской и сельской жизни.
До сих пор производит глубокое впечатление стремление белорусов к сохранению собственной культуры и собственного общества. Так, Белоруссия едва ли единственная из стран постсоветского пространства в принципе не допускает к себе строителей-«гастарбайтеров» (да и «гастарбайтеров» в целом), сохранив во многом благодаря этому как этноконфессиональный баланс общества и относительно благоприятную социальную атмосферу (так как никто не портит рынок труда готовностью «на любую работу за любую оплату»), так и собственных весьма квалифицированных строителей, скорость работы которых сопоставима с китайскими.
К моменту прихода Лукашенко к власти существенная часть значимых производственных активов Белоруссии и ее недвижимости были переданы в частные руки, золотовалютных резервов не было, налоги собирались крайне плохо, а страна была обременена огромным для нее и притом частично скрытым внешним долгом: представители демократического руководства тайно взяли от имени государства около 2,5 млрд. долл. краткосрочных займов, уже непосильных тогдашней белорусской экономике.
Поэтому Запад считал, что у Лукашенко нет иного пути, кроме получения новых внешних кредитов и полного подчинения Западу, и он неизбежно пойдет нормальным путем латиноамериканских популистских режимов. Современная ненависть к нему и вызвана главным образом отказом от западного диктата и восстановлением экономики Белоруссии в интересах белорусского общества, без ее подчинения транснациональному капиталу.
Значимую роль в этом сыграл возврат приватизированных либеральными реформаторами активов, который происходил специфически белорусским способом. Похоже, никому, несмотря на все ожесточение политической борьбы, и в голову не пришло объявить приватизаторов «олигархами», «спекулянтами» и «врагами народа».
Насколько можно судить, несколько сотен предприятий и объектов недвижимости, подлежащие возврату, были разделены между несколькими ближайшими помощниками Лукашенко, в личной честности которых не было сомнений, которые стали вести от имени государства хотя и жесткие, но все же переговоры с их новыми владельцами.
Если незаконность передачи собственности была очевидна, новому владельцу предлагали просто отдать незаконно полученное имущество, сохранив у себя прибыль от его использования. Если он отказывался, у него отбирали собственность по суду. Поскольку новые владельцы приватизированной собственности хорошо понимали наличие второй возможности, они, как правило, шли по первому пути, добровольно возвращая собственность государству и сохраняя себе не только заработанную на ней прибыль, но и доброе имя.
Однако большинство активов было передано частным владельцам, как и в России, на основе формально не прямо криминальных, а спорных и специально запутанных схем. Чтобы не проводить сложное расследование и не вести длительных судебных заседаний, а главное – чтобы сохранить кадры предпринимателей и мирные отношения между ними и государством, им предлагали, вернув незаконно или полузаконно присвоенные активы, купить аналогичные при полной юридической и коммерческой поддержке государства (в том числе через предоставление льготных кредитов на приобретение этих активов). Поскольку большинство предпринимателей уже успело заработать ощутимые деньги за счет эксплуатации приватизированных активов, не хотело ссориться с государством и остро нуждалось в надежной легализации имущества, они шли на соглашение с государством, хотя в целом процесс затянулся на долгих четыре года.
В результате экономика стала производительной, а не спекулятивной, а государство и бизнес развиваются (при всем понятном и объективно неизбежном недовольстве друг другом) не просто в мире, но и в тесном сотрудничестве, обеспечивая сравнительно здоровое развитие и нормальное самочувствие всего общества.
Безусловная эффективность Лукашенко, проявляющаяся как в социально-экономической, так и в политической сфере (где он, например, на равных противостоит российской правящей бюрократии, не обладая практически никакими значимыми ресурсами), вызвана, как представляется, именно его опорой на советский белорусский проект.