Государственные игры

Машина свернула, и оба тела завалились в водительскую сторону. Жан-Мишель ощутил звон в ушах, а когда тело Анри навалилось ему на плечо, лицо его вытянулось и приняло испуганное выражение. Аккуратная маленькая ранка на лбу убитого заполнилась темно-красной кровью, которая начала медленно стекать вниз по его переносице. То ли вскрикнув, то ли застонав, Жан-Мишель оттолкнул его плечом ближе к дверце. Затем он взглянул на мертвого Ива, у которого кровь красной сеткой растеклась по морщинам на лице. Наконец расширившимися от ужаса глазами Жан-Мишель уставился на Рихтера.

– Их похоронят в лесу, когда мы прибудем на место, – сообщил ему тот и выплюнул сигарету на пол. – Между прочим, я не курю.

Не опуская пистолета, немец наклонился вперед и достал оружие из наплечной кобуры сначала у Ива, а затем у Анри. Один из пистолетов он положил на сиденье справа от себя и принялся разглядывать второй.

– “Fl-Таргет” – сообщил Рихтер. – Армейская штука. Эти двое из бывших военных?

Жан– Мишель коротко кивнул.

– Теперь понятно, почему у них такая никудышная реакция, – сказал Рихтер. Французские вояки никогда не умели обучать своих солдат сражаться. В отличие от немцев.

Отложив пистолет, Рихтер похлопал Жан-Мишеля по груди и карманам и, убедившись, что тот безоружен, откинулся назад на спинку сиденья. Он закинул ногу на ногу и снова сложил руки на колене.

– Мелочи, – произнес немец. – Если подмечать их, слышать, ощущать, то в худшем случае ты выживешь, а в лучшем – добьешься успеха. А еще доверие, – мрачно добавил он. – Никогда не стоит доверять. Я допустил ошибку, что повел себя с вами по-честному, и вот в результате поплатился за это.

– Вы же меня пытали! – едва не взвизгнул Жан-Мишель. У француза шалили нервы из-за присутствия мертвых телохранителей, но еще больше его выбило из колеи то, с какой непринужденностью Рихтер с ними разделался. Жан-Мишель переборол непроизвольное желание выпрыгнуть из машины. Как представитель месье Доминика он должен постараться сохранить лицо и чувство собственного достоинства.

– Вы что, действительно думаете, что Доминик устроил пожар из-за вас? – спросил Рихтер. Он впервые за все время поездки улыбнулся и выглядел почти покровительственно. – Будьте мудрее. Доминик устроил нападение, чтобы поставить на место меня. И он меня поставил. Он мне напомнил, что я нахожусь на вершине лестницы, а не на ее середине.

– На вершине? – удивился Жан-Мишель. Наглость этого человека была поразительной. Возмущение помогло французу забыть о страхе и собственной незащищенности. Он развел руки в стороны. – Ни на какой вы не на вершине, все, что у вас есть, – это два трупа, за которые вы еще ответите.

– Ошибаетесь, – спокойно ответил немец. – У меня по-прежнему есть мое дело, и я нахожусь на вершине крупнейшей в мире неонацистской группировки.

– Это ложь. Ваша группировка не…

– Уже не та, что была раньше, – перебил Рихтер. Он загадочно улыбнулся.

Жан– Мишель испытал замешательство. Замешательство и все тот же животный страх.

Рихтер устроился поудобней на пухлом кожаном сиденье.

– Сегодня после полудня у меня наступило прямо-таки какое-то прозрение. Понимаете, месье Хорн, нас всех захватывают и бизнес, и вещи, и ловушки. Мы теряем из виду свои собственные сильные стороны. Лишенный средств к существованию, я был вынужден спросить себя: “А каковы мои сильные стороны на самом деле? Каковы мои цели? Я осознал, что теряю их из виду. Я позвонил своим сторонникам и попросил их приехать в Ганновер сегодня к восьми часам вечера. Я сказал им, что должен сделать заявление. Заявление, которое изменит весь настрой политики в Германии, да и во всей Европе.

Жан– Мишель молча смотрел и ждал, что тот скажет еще.

– Два часа назад, – продолжил Рихтер, – Карин и я договорились объединить “Фойер” и “Национал-социалистов XXI века”. Сегодня вечером в Ганновере мы объявим о нашем союзе.

– Вы с ней? – Жан-Мишель резко подался вперед. – Но не далее, чем сегодня утром, вы мне говорили, что она не вождь, что она…

– Я сказал, что она не стратег, – поправил Рихтер. – Вот почему я буду направлять новый союз, а она станет моим полевым командиром. Наша партия будет называться “Das National Feur” – “Пламя нации”. Мы встречаемся с Карин в ее лагере. Мы поведем ее людей в Ганновер, и там вместе с моими соратниками и уже приехавшей в город тысячей сочувствующих мы пройдем торжественным маршем – это более трех тысяч человек, – маршем, которого Германия не могла увидеть уже столько лет. И власти ничего не предпримут, чтобы нас остановить. Даже если они и подозревают Карин в сегодняшнем нападении на съемочную площадку, у них не хватит смелости ее арестовать. Сегодня вечером, месье Хорн…, сегодня вечером вы увидите рождение новой силы в Германии, во главе которой будет человек, смирения которого вы хотели добиться сегодня днем.

По мере того, как он слушал Рихтера, Жан-Мишеля охватывало парализующее осознание того, как он ошибался, как он подвел месье Доминика. На мгновение француз позабыл о страхе.