Государственные интересы

— Княжна, условие не обязательно должно быть выполнимым, оно просто должно быть. Ты могла бы помочь нам, — ошарашил он меня заявлением. Я вторично едва не сверзилась с ветки. — Принеси в жертву добровольно что угодно: руку, ногу, да хоть палец! Эта боль ничтожна по сравнению с нашей. Отпусти нас, княжна. Ибо скоро сюда придут хозяева.

Честно говоря, первым моим порывом было послать их к Короеду в дупло. Однако, слова о хозяевах заставили сдержать неуместный для княжны порыв. Тогда я красочно представила себе, как полусумасшедшая грязная растрепанная девица, сидя на корявом вязе увлеченно отпиливает кинжалом свою ногу. Зрелище выходило… впечатляющим. Но, отдать какую-либо часть тела, которые все мне еще были почему-то дороги, пусть даже и ради спасения душ совершенно незнакомых мне людей-волков, я была совершенно не готова. Не готова я была и сдаваться врагам. Ситуация выходила, мягко говоря, безрадостная. Хотя…

— В Княжествах главным украшением девушки является коса, — медленно произнесла я. — Коса означает чистоту, непорочность, честь девушки. Я готова пожертвовать косой. Это подходит?

— Она правда тебе так дорога? — дотошно уточнил волк.

— А как ты думаешь посмотрят на моей родине на ту, что явится перед людьми с остриженными волосами? — возмутилась я. Правда, от косы там, конечно, мало что осталось — за время моего пленения и бегства волосы растрепались, посбивались в колтуны, и вид, имели совершенно неприглядный.

— Достойная жертва, — кивнул вожак. Я, пока они не передумали, и самой жалко не стало, поспешно вытащила кинжал, и отчекрыжила волосы почти под самым затылком.

— Великое Древо, Дух-Хранитель, приношу в жертву искренне и добровольно то, что мне очень дорого. Даруй этим душам свободу, — текст импровизированного воззвания, конечно, получился так себе, зато от души. Я пустила волосы по ветру, и там, где они касались волчьей шкуры, пробивался какой-то невероятный серебристый свет.

— Жертва принята! — прокричал вожак. — Княжна, слазь, домчим до границы!

Такими предложениями не манкируют. Тем более, я совершенно не подозреваю, где эта самая граница находится. И вообще, надо пользоваться, пока они добрые и счастливые — а то вдруг прямо в воздухе растают? Вот бы еще слезть оттуда, куда так быстро забралась… Слезть, или упасть мне удалось довольно быстро. Правда, одежда от этого украсилась еще несколькими интригующими дырками, а сама я здорово оцарапала ладони, однако это было не главное. Я забралась на спину вожаку, и тот довольно быстро домчал меня до края леса. Дальше начиналась опушка — а там уже и шпили дворца виднеются.

— Ты помогла нам, княжна, — церемонно склонился вожак, а за ним и остальная стая. Все они уже светились изнутри этим ослепительным серебром. — Мы отныне свободны, однако, в долгу у тебя. Если когда-нибудь тебе понадобиться от нас одна услуга — только позови меня, где бы ни были — обязательно придем. Имя моё — Ральф…

Стая снова сорвалась с места, и на третьем их прыжке сияние стало просто ослепительным. Последнее, что я успела увидеть, прежде чем зажмуриться, было то, как восемь волчьих силуэтов растаяли в воздухе…

Наконец-то! До опушки идти — всего ничего, до города — немножко дальше, но это такая ерунда по сравнению с тем, что было! Многие считают, что у королей, царей, князей и прочих, властью облеченных, не бывает человеческих чувств. Утверждение, верное лишь наполовину. Мы все живые люди, так что, кто может запретить нам чувства? Другое дело, что управление страной требует холодного, точного, острого, спокойного рассудка. Меня воспитали с этим убеждением, и по сей день я искренне верю, что в управлении страной чувства — лишь помеха. Но сейчас, когда я грязная, оборванная, остриженная, избитая и усталая плелась прочь из опостылевшего леса, мною безраздельно завладело одно-единственное чувство — усталость… Да я за всю свою жизнь вместе взятую не испытывала столько! И, честно говоря, рада была бы не испытывать впредь. Верните мне мою спокойную и понятную жизнь!

Дальше мысли понеслись и вовсе по кривой дорожке — я вспомнила о Короле. Причем, мне бы злиться на него: за то, что похитил, за то, что лишил покоя, за то, что не уследил и не смог защитить… А я вспоминаю только выражение разноцветных глаз, силу рук, которые уверенно вели меня в танце, раскатистое и такое теплое «Яра», сказанное им однажды. Что это? Как это понимать? Я никогда не грезила и не читала о любви, предпочитая этому бессмысленному занятию изучение трактатов по основам управления государством и экономике. А теперь, внезапно, мне стало жаль, что я никогда не витала в розовых мечтаниях, что я всегда твердо знала, что ждет меня впереди, и что нужно делать… Нет, это не любовь, это просто не может быть ею! Усталость, одиночество, напряжение, страх — все это вылилось в то, что я, сама того не желая, начала вспоминать последнего человека, с которым общалась перед похищением.