Государственные тайны. Книги 1-3

Стражник оставил посетителей в тесной комнатушке, заставленной шкафами и заваленной книгами, посреди которой высился стол, тонущий в бумагах. Сильви опустилась в одно из двух кресел, Гансевиль остался стоять.

Ждать пришлось недолго. Дверь открылась, и в кабинет вошел Сен-Мар. За истекшие десять лет он сильно изменился. Его фигура раздалась вширь — превращение кавалериста в сидельца-чиновника не проходит без последствий! Бритое лицо располнело; парик мешал рассмотреть, седеют ли у него волосы. Серые глаза, запомнившиеся Сильви полными слез, были теперь сухи и тверды, как камни вверенной ему крепости. Впрочем, он принял гостью учтиво и улыбчиво, проявив все радушие, на которое был теперь способен; мнимый Персеваль удостоился от него всего лишь сдержанного приветствия.

— Кто мог предвидеть, что нам предстоит встреча в столь негостеприимном месте и так не скоро!

— Да, десять лет — немалый срок. Но и не такой уж большой! Я рада, что вы не забыли наши былые… добрые отношения.

— Как я мог их забыть, будучи так вам обязан!

— Мне приятно это слышать.

— Мне известна цель вашего визита. Я распоряжусь, чтобы сюда привели господина де Лозена, вашего друга. Увы, на продолжительное свидание не рассчитывайте. Полагаю, вы меня понимаете.

Было заметно, что он спешит со всем этим покончить. Он уже шагнул к двери, в которую вошел, но Гансевиль преградил ему путь.

— Погодите, сударь! Зачем так торопиться? Госпожа де Фонсом еще не сказала, чего в действительности желает.

— Но господин д'Артаньян уведомил меня…

— Господин д'Артаньян знал не все. Разумеется, мы сильно привязаны к господину де Лозену…

— Но в действительности нам нужен не он, а пленник в черной бархатной маске. И не на минуту, а для того, чтобы забрать его отсюда! — закончила за Гансевиля Сильви.

Сен-Мар рывком повернул голову, словно его ужалила змея. Сильви уже стояла, развернув старое письмо.

— Я… Не понимаю, о чем вы…

— Прекрасно понимаете! Речь о человеке, вернее, о принце, которого недавно доставили сюда из Константинополя и которого вам велено держать в заключении тайно. А также о письме, в котором черным по белому написано, что ваша жизнь и ваша честь принадлежат мне и что я могу потребовать того и другого, когда пожелаю.

— Так вот за чем вы явились? Вы ошибаетесь! Здесь нет никакого принца. Признаюсь, одного заключенного я и впрямь содержу тайно, занимаюсь им лично и никому не показываю. Это некий Эсташ Доже, причина заключения которого мне неведома. Я знаю про него одно, два года назад его арестовали в Дюнкерке и доставили сюда…

Сен-Мара прервал стук в дверь. Появился надзиратель, не знавший, куда девать руки, и комкавший берет.

— Чего тебе? — пролаял комендант.

— Я про Доже, лакея господина Фуке… Он заболел, и мы не можем найти врача. Наверное, съел какую-нибудь гадость… Теперь катается по полу и орет. Что делать?

— Я почем знаю? Дай ему рвотное и отыщи врача. Ступай!

Надзиратель кинулся за дверь, как напуганная крыса. Гансевиль подступил к коменданту с угрожающей улыбкой.

— Доже, говорите? Лакей Фуке? Доставлен два года назад? Так нам явно нужен не он. Тот, о ком мы толкуем, томится у вас всего месяца четыре. Хотите, чтобы я напомнил, как его зовут?

— Нет! Или вам расхотелось жить? Признаюсь, у меня есть один заключенный, личность которого должна оставаться неизвестной для всех — слышите, для всех! Мне приказано убить его, если он снимет маску или потребует связаться с кем-либо, помимо меня.

Мысль о доверенной ему безжалостной миссии придала Сен-Мару уверенности. Сперва он сильно испугался, но теперь страх уступил место ярости.

— Вы посмели явиться и потребовать его освобождения в обмен на этот клочок бумаги, не имеющий значения ни для кого, кроме меня? Я написал вам, любезная госпожа, что вы можете распоряжаться моей жизнью? Увы, этого заключенного вправе у меня потребовать один король. А теперь должен вас огорчить, раз вам известна разгадка этой страшной тайны, я обязан выполнить суровый приказ, вы отсюда не выйдете. Во всяком случае, живыми…

Он уже потянулся к шнурку звонка, но Гансевиль опередил его и с такой силой стиснул руку, что он застонал от боли. Вытащив из-за пояса кинжал, Гансевиль приставил кончик к животу Сен-Мара. — Тихо, приятель! Теперь мы знаем цену твоего слова, зато ты знаешь далеко не все, у нас есть сообщники, для которых твоя тайна — тоже не тайна. Если мы отсюда не выйдем, то по всей Франции разнесется молва. Особенно чутко к ней отнесутся в Париже, не забывшем своего «Короля нищих».

— Я вам не верю. Вы пытаетесь меня запугать…

— Неужели? Или ты забыл, что в десяти лье отсюда, в Турине, правит герцогиня Мария-Жанна Батиста, племянница герцогини де Немур, урожденной Вандомской, весьма привязанная к дядюшке?

— Ничего не хочу об этом слышать!

— Придется потерпеть. Пусть мы погибнем, но тайна будет раскрыта. Это погубит вместе с нами и тебя, а король получит новую Фронду.

— Мне в любом случае не жить. Что со мной, по-вашему, случится, если я отдам вам заключенного? — Сен-Мар снова потянулся к шнуру, и снова безрезультатно. Гансевиль кровожадно осклабился.