Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII – начала XX в.

Годом позже, в марте 1723 г., Ф. Беневени в очередной «реляции» императору сообщал о том, насколько существенно повлияли события на положение самого хана Ширгази. По словам дипломата, хан опасался восстания аральцев, поддерживавших его соперника, к которому постоянно перебегали его собственные сторонники. Не меньше опасений вызывало у него и то, что собственные приближенные в случае обострения отношений с Россией (конфликт по поводу судьбы экспедиции А. Бековича, уничтоженной именно Ширгази-ханом в 1717 г., так и не был улажен) просто-напросто выдадут его русским. Он перестал доверять подданным, практически не появлялся в городе и к себе допускал лишь троих наиболее доверенных сановников. Несмотря на свои страхи, хан тем не менее не намеревался ждать, пока его противники нанесут первый удар: он отправил к Шах-Тимуру своего «партизана» (т. е. сторонника) Колуму-бия, который должен был заманить его в ловушку, где того ожидали войска Ширгази. Однако письмо Колуму-бия, направленное Ширгази, было перехвачено сторонниками Шах-Тимура, и «партизан» со своими спутниками был казнен [Беневени, 1986, с. 76, 78]. Весьма ценным представляется сообщение Ф. Беневени о том, что хан неоднократно намеревался уладить конфликт с Россией, направив к императору послов и подарки, но его «фаворит» кушбеги (т. е. фактически первый министр) убеждал его не делать этого [Там же, с. 77, 91, 98]. Надо полагать, сановников Ширгази устраивало ненадежное положение хана, и они понимали, что если он ликвидирует хотя бы одну из потенциальных угроз, он вновь может проявить свою властность и меньше считаться с хивинской знатью, на которую в сложившихся обстоятельствах только и мог опираться.

Шах-Тимур, чувствуя шаткость положения Ширгази, намеревался двинуться на Хиву, угрожая осадить город и обещая в случае прихода к власти выдать своего соперника русским, дабы император «над ним то же учинил, что и оной над князем Бековичем, а не так, голову его пошлем» [Там же, с. 69, 92]. Уже во время пребывания в Хиве, летом 1725 г., Ф. Беневени узнал, что «партизаны» Ширгази разгромлены его противником, и Шах-Тимур уже готовится двинуться на столицу. Дипломат выразительно описывает состояние Ширгази, узнавшего эти новости: «Хан был один, токмо в лице зело смутен, ибо тогда от всех опасался, хоть и показывал себя лицом веселым, однако ж видно было – с принуждением» [Там же, с. 115].

Ф. Беневени в своем «журнале» по итогам миссии предсказал развитие ситуации в Хивинском ханстве следующим образом: «Имелися две озбецкие факции: одна в Аралах при новом хане и претенденте Шах Темир Султане, а другая в Хиве при Ширгазы хане, между которыми случаются непристаиные набеги и стычки. И как чает он, посланник, что напоследи обе те факции обоих ханов потеряют. И паки выберут, по обыкновению, иного хана или из казаков, или из калмыков» [Там же, с. 125]. Последующие события подтвердили его правоту: Ширгази был убит в 1728 г., Шах-Тимур – в 1736 г., и, начиная с этого года, потомки местной династии в течение нескольких десятилетий были вынуждены противостоять в борьбе за власть именно казахским султанам.

Надо полагать, что хивинская знать сделала выбор в пользу казахских Чингизидов, поскольку на примере Ширгази убедилась, что даже отдаленные потомки местной ханской династии в силу своего происхождения могли проявлять определенную степень независимости. Их же дальние родственники – казахские ханы и султаны[72] – были в Хиве чужими и могли находиться на троне лишь благодаря поддержке пригласивших их местных родоплеменных предводителей. Как строились отношения с одним из таких «приглашенных ханов», Абулхаиром, описали российские офицеры Д. Гладышев и И. Муравин, формально, как уже отмечалось, отправленные в хивинские пределы с научно-исследовательской целью.