Со смертью Надир-шаха в 1747 г. в Персии началась борьба за власть, и все его вассалы в Средней Азии вновь обрели независимость. Однако для Хивы это означало лишь новый виток борьбы за власть, в том числе и с участием казахских претендентов, которые с этого времени все чаще стали появляться на престоле. Купец Д. Рукавкин прямо отмечал, что «хивинцы в ханы избирают из Киргиз-кайсацкой орды и из бухарских ханских поколений, а не из подданных» [Рукавкин, 1776, с. 206], т. е. стараясь поставить правителем кандидата, имеющего как можно меньше связей в самом ханстве. Приглашенные ханы, впрочем, сделали определенные выводы из неудачного опыта правления в Хиве своих предшественников и время от времени старались принять меры для укрепления своей власти. Как раз во время таких событий в Хиве оказались Рукавкин и его спутники – чиновники оренбургской администрации, Я. Гуляев и П. Чучалов, прибывшие для ведения торговых переговоров в ноябре 1753 г.
В это время на хивинском троне пребывал казахский султан Каип, принадлежавший к династии, соперничавшей за власть в Младшем жузе с родом Абулхаира. Фактическая власть в ханстве принадлежала предводителям узбекского племени мангыт, полностью контролировавшим хана. Однако в декабре 1753 г. Каип-хан решил изменить ситуацию и, обвинив главу мангытов Кураз-бека в покушении на свою жизнь, приказал его казнить [Гуляев, Чучалов, 1910, с. 70]. Родственники убитого временщика тут же взбунтовали против хана и узбекскую знать, и население Аральского владения, и туркменские племена, так что хану пришлось срочно изыскивать средства для привлечения на свою сторону хотя бы кого-то из недовольных. Ему удалось добиться поддержки туркмен, для подкупа которых он использовал в том числе и средства, конфискованные у русского каравана. С их помощью Каип справился с ситуацией, разгромил мятежников и сумел сохранить власть [Там же, с. 74, 88] (см. также: [Атдаев, 2010, с. 78]).
Интересно отметить, что практически каждый хан в описываемый период, вступая на трон, старался наладить отношения с Россией – по крайней мере мирные и торговые. Такие намерения выражали, в частности, как Каип-хан – казахский султан по происхождению, отец которого официально признавал российское подданство [Гуляев, Чучалов, 1910, с. 75–76], так и один их его ближайших преемников Тимур-Гази – представитель хивинского ханского рода [Документы, 2013, с. 25]. Можно предположить, что в условиях постоянного соперничества за трон каждый претендент надеялся рано или поздно прибегнуть к поддержке России – благо, прецедент был создан Абулхаиром во время его короткого правления в Хиве.
Е.И. Бланкеннагель посетил Хиву в самом конце XVIII в., когда пик «игры в ханы» миновал, и ожесточенная борьба за власть прекратилась. Однако принципы возведения на престол ханов остались теми же: могущественные родоплеменные кланы продолжали сажать на трон своих марионеток, не пользовавшихся не только властью, но даже уже и внешним почетом и уважением. Бланкеннагель описывает весьма незавидное положение хана (во время его визита на троне находился очередной, уже четвертый по счету хан с именем Абу-л-Гази): «Хивинский хан в правительстве значит меньше всех; три раза в год показывается он народу, окруженный теми, которые делами правят; в прочее же время сидит взаперти под строгим присмотром. В придворном его содержании не соблюдается даже благопристойности, и нередко в самом необходимом претерпевает нужду» [Бланкеннагель, 1858, с. 96]. В другом месте он также упоминает, что «Хива есть столица и пребывание
Бланкеннагель приводит обобщение событий в Хивинском ханстве, начиная с нашествия Надир-шаха и заканчивая современным ему положением: он описывает убийство шахом хана Ильбарса, призыв на престол казахских ханов, заставивших узбекскую знать бежать из города, возвращение узбеков и возведение на престол представителей местной ханской династии или из каракалпакских Чингизидов. «С сими последними ханами поступали они по своей воле», – резюмирует «майор-медик» [Бланкеннагель, 1858, с. 89], тем самым другими словами описывая то, что Абдул-Карим Бухари назвал «игрой в ханы».