Государство и революции

Официальная церковь давно уже воспринималась лишь в качестве придатка государства, а потому и самостоятельного авторитета не имела. Ну о каком авторитете может идти речь, если обер-прокурор Синода обивает пороги Распутина и погряз в правительственных интригах? Так что если где церковь и сохраняла на высоком уровне свое лицо, то только благодаря отдельным подвижникам, деятельности местных священнослужителей и других своих достойных представителей. Что уж говорить о прочности устоев веры и церковном авторитете, если, например, весной 1914 г. из 16 выпускников Иркутской духовной семинарии, принять священнический сан решили лишь двое, а из 15 выпускников Красноярской семинарии - ни одного! Остальные предпочли пойти по гражданской части - учителями, журналистами, общественниками. Можно вспомнить и о том, что выпускниками духовных семинарий были такие деятели, как Чернышевский, Добролюбов... А также Сталин, Микоян... Кстати, весьма характерно, что в гражданскую одним из главных очагов сопротивления большевизму стало Уральское казачество - причем очагом бескомпромиссным, ни раз не зашатавшимся и не подвергавшимся расслоениям "сын против отца". Потому что уральские казаки были староверами. Их вера никак не была связана с "официальной", а являлась внутренним достоянием каждого, формировалась с рождения и оставалась крепкой, несмотря ни на что.

Вес фигуры царя в массовом сознании тоже был далеко не прежним. Все же десятилетия усилий либералов, демократов и просто западников, настойчиво превозносивших "цивилизованные" чужие порядки по сравнению с отечественными, не могли не сказаться. Да и сам Николай II немало сделал для подрыва собственного авторитета - и политическими ошибками, и историей с Распутиным, и попущениями коррупции, пронизавшей верхушку власти. Можно ли вести речь о каком-то авторитете, если он ухитрился потерять поддержку даже самых искренних монархистов, вроде Шульгина или Пуришкевича. Но только надо иметь в виду, что ошибок и прегрешений он допустил вряд ли больше, чем его предшественники на троне. Просто время другое настало, и в условиях демократизации страны и гласности - цензуры-то в России уже не существовало - любая негативная информация, действительная или мнимая, быстро расходилась по стране и откладывалась в соответствующий осадок. И кстати, если уж на то пошло, то неблаговидных явлений в придворных и правительственных кругах России было ничуть не больше, чем в современных им правительствах Европы. А уж по сравнению с тогдашними президентами США все грехи отечественной верхушки выглядят детским лепетом. Но оценка-то их шла с совершенно разных позиций и по иным критериям. К повальной коррупции и хищничеству вокруг американских правительств их сограждане в те времена привыкли и считали это вполне естественным. Да и кто такой, в конце концов, президент? Всего лишь один из граждан, которому посчастливилось больше других. А через четыре года до своего счастья дорвется следующий. А царь был не только человеком, но и духовным символом, и любое пятно на его персоне воспринималось крайне болезненно.

Символ "Отечества" к 1914 г., наверное, пострадал меньше других. Но тоже пострадал. Многолетние усилия либералов и западников и тут не прошли без следа. Могли ли хоть косвенно не сказаться на уровне патриотизма постоянные и упорные доказательства, что все "наше" - плохое и реакционное, а все "ихнее" - лучше и прогрессивнее. Да и вообще о каком патриотизме могла идти речь в тех "демократических" кругах, где, скажем, были в моде и вызывали восторги стихи Веневитинова:

Грязь, вонь, клопы и тараканы, И надо всем хозяйский кнут, И это русские болваны Святым отечеством зовут...

Нельзя забывать и о том, что в триединой формуле национальных устоев все составляющие были неразрывно взаимосвязаны. И ослабление религиозной части триады или символа царя сказывалось и на понятии Отечества. Но тем не менее, начало войны вызвало бурный патриотический подъем, в котором сомкнулись сторонники самых различных взглядов. Одни душой восприняли, что Россия воюет "по правде", за братьев-славян и против ущемления своих государственных интересов. Других радовало, что она оказалась на стороне "демократических" держав. Третьи строили радужные гипотезы о ее дальнейшем усилении в случае победы...