Государство и революции

Зато любые альтруистические порывы России встречали у союзников полнейшее понимание, всемерно поощрялись и поддерживались, а то и инициировались. Не зря же в июле 1914 г., в самый разгар балканского кризиса, президент Франции Пуанкаре устремился с визитом в Петербург. Удержать ситуацию под своим контролем и, если потребуется, помочь направить ее в нужное русло. Россия была единственной из главных участниц конфликта, колебавшейся перед вступлением в войну. Для других этот вопрос был предрешен.

Впрочем, тут я должен оговориться, что в контексте данной работы привел оценку достаточно одностороннюю. На самом деле, конечно же, действовали и другие важные факторы. Поскольку и сама Россия была одной из ведущих мировых держав, и в той ситуации, которая уже сложилась к лету 1914 г., альтернатива вступлению в войну была для нее весьма проблематичной. Тут накладывались и соображения международного престижа - тем более, серьезно пошатнувшегося после Русско-японской, после безоговорочной уступки австрийцам Боснии и Герцеговины. Так что очередная сдача позиций действительно угрожала бы геополитическим интересам страны, подрывала ее рейтинг на международной арене и могла отбросить ее в число второстепенных государств. Накладывалась и откровенно провокационная политика германского кайзера, для которого выстрелы в Сараево и в самом деле стали "подарком", долгожданным предлогом к войне, к которой он шел теперь вполне однозначно. И для Петербурга вопрос, собственно, стоял в большей степени не о том, вступать или не вступать в эту войну, а о том, дать или не дать ей разгореться. А вот тут при всеобщем настрое воевать, царившем как у противников, так и у союзников, одна Россия вряд ли могла чего-то добиться.

Но с началом Первой мировой вовсю пошла ее эксплуатация со стороны "друзей". В августе 1914 г., еще не завершив мобилизацию и развертывание главных сил, она вынуждена была перейти в наступление в Восточной Пруссии только для того, чтобы спасти своих союзников, терпящих катастрофу на Марне. В результате на Марне случилось "чудо", а катастрофа постигла русскую армию Самсонова. Потом посыпались новые требования о неподготовленных, но весьма нужных партнерам наступлениях. А то и вовсе ненужных, как в 1915 г., когда французам с англичанами, собственно, ничего уже не угрожало, и основная часть германских войск перебрасывалась против России. Однако действовала инерция перенесенного страха, и все равно просили наступать. Русские оттягивали на себя германские дивизии от Вердена. Брусиловский прорыв 1916 г. спас от полного разгрома Италию.

Когда союзники стали ощущать нехватку живой силы, русские корпуса начали перебрасывать и во Францию, и на Салоникский фронт, и в Месопотамию. А когда вступила в войну Румыния, соблазняемая западными державами (несмотря на все возражения и опасения России), отдуваться за этот шаг снова пришлось русским - румыны мгновенно потерпели сокрушительное поражение, и потребовалось спасать еще и их армию, растягивая фронт на сотни километров. Фактически над Верховным командованием России всю войну висели западные представители, оказывая сильнейший нажим, понукая, подталкивая и диктуя сроки и направления стратегических операций.

Какой-либо адекватной отдачей и в помине не пахло. В 1915 г., когда туго пришлось России - Германия переменила планы, решив сначала сломить ее, а уже потом взяться Францию, причем как раз в это время иссякли запасы оружия и боеприпасов (готовились-то на полгода) - никаких форсированных ударов и вообще активизации действий, чтобы оттянуть вражеские соединения с Восточного фронта, союзниками не предпринималось. Вот они-то считали себя вправе пожимать плечами: "Мы не готовы". И свои операции проводили только тогда, когда сами считали это нужным, когда их войска успевали восстановить боеспособность после прошлых боев, когда в требуемом месте сосредотачивались все необходимые силы и средства. И в отличие от крови русских солдат и офицеров, то и дело лившейся во имя помощи союзникам, западные поставки оружия и снабжения были отнюдь не бескорыстными. За каждую винтовку, каждый патрон, каждую пуговицу требовалась оплата золотом. Или скрупулезно подсчитывалась и записывалась в счет российского долга разве что с надеждой расплатиться потом за счет репараций с побежденных. (Кстати, это те самые "долги царского правительства", признания которых потребовали от нынешней России при вступлении в Совет Европы. Вот ведь, даже и после Второй мировой не постеснялись предъявить! Впрочем, "совесть" - понятие не юридическое...).