Государство и революции

В таких условиях объективной антикоммунистической агитацией становились даже безобидные зарубежные комедии и боевики, запускавшиеся в прокат всего лишь ради кассовых сборов. Да что комедии и боевики, подобную роль начинали играть и вполне прокоммунистические фильмы зарубежных «прогрессивных» режиссеров, поддерживаемых и финансируемых из Москвы. Просто из-за того, что давали наглядный материал для сравнения жизни "у них" и "у нас". А впечатления тех, кому посчастливилось лично побывать за "железным занавесом", расходились в виде устных преданий. И уже каждый, самый забитый и закомплексованный мужик, доподлинно знал, насколько за рубежом живут лучше нашего. Ну а как не вспомнить о такой массовой и поистине народной форме протеста, как политические анекдоты? Возможно, это была и "фига в кармане", но ведь показывал такие фиги почти каждый. А можно ли быть искренним и преданным слугой режима, над которым постоянно смеешься?

А, в конце концов, и сами методики идеологического зомбирования масс тоже оборачивались против своих создателей! В школьных и институтских программах, в книгах и кинофильмах всячески обелялось и фальсифицировалось прошлое, массовыми тиражами создавались идеализированные картины гражданской войны, событий 20-х и 30-х годов, Великой Отечественной… Но чем больше они приукрашивались, тем нагляднее каждый мог видеть, что эти "чистые идеалы" отнюдь не соответствуют окружающей его действительности. И вставал вполне закономерный вопрос — "за что боролись?" Нет, подавляющее большинство населения было совсем еще не против "советской власти", но переставало отождествлять эту утопическую абстракцию с реальной властью в СССР.

Надо вспомнить и тысячи, десятки тысяч одиночек-правдоискателей, тех «смутьянов», которые наверняка запечатлелись в памяти всех современников, потому что существовали они почти в каждом коллективе и были слишком заметны на каждой фабрике, каждом заводе, в каждом колхозе и НИИ. Они тоже были не против "советской власти" — наоборот, обычно со строгих коммунистических позиций пытались бороться за какие-то частные требования, против несправедливости и произвола на местном уровне. Но по всем коммунистическим канонам, требующим безгласного и слепого подчинения руководству, не., допускающим ни малейшей критики «снизу», они объявлялись именно врагами "советской власти", подвергались травле и гонениям, и нередко в самом деле становились убежденными противниками режима. Да и самими своими мелкими действиями, нежеланием смолчать, примером гражданской позиции, тоже способствовали его расшатыванию.

Или возьмем хотя бы всевозможные течения молодых «неформалов». На Западе они играли лишь роль стихийного протеста юнцов против консерватизма старших поколений, да и советскими сверстниками перенимались безо всякой «политики», в дань моде. Но в условиях СССР они автоматически начинали выражать протест против консервативных порядков всего коммунистического общества, и пусть неосознанно, как дань той же моде, внедряли в ряды молодежи «протестантский» образ мыслей и поведения.

Впрочем, когда речь идет о временах относительно недавних, то, наверное, уже не обязательно выискивать примеры из ранее опубликованных работ, касающихся этого периода или из воспоминаний тех или иных именитых современников. Ведь мы и сами были современниками этих процессов, и наша собственная живая память тоже является источником информации. Поэтому и я позволю себе привести то, что запечатлелось в моей памяти — но вовсе не в качестве иллюстраций какой-либо активной антикоммунистической борьбы, а как раз из-за того, что и сам я, и большинство моих сверстников были от такой борьбы весьма далеки. А значит и эти примеры можно считать ординарными, дающими какое-то представление об общей «среднестатистической» атмосфере тех лет.

Скажем, в 70-х, когда мне довелось учиться в Московском Инженерно-физическом институте, средние настроения тогдашнего студенчества уже с очень большой натяжкой соответствовали "линии партии и правительства". Хотя подчеркну — никто из нас еще не ставил под сомнение высшую ценность "ленинских идеалов", наоборот, именно себя мы считали «настоящими» комсомольцами, но прилагать эти идеалы к реальной компартии и ее руководящим органам нам казалось просто абсурдным, и отношение к официозной пропаганде и лозунгам бытовало только скептическое.