Государство и революции

Да и вообще, как уже отмечалось, сам принцип "юридического осуждения" — до судебного решения было, вроде бы, «можно», а вот после подведения законодательной базы стало «нельзя» — выглядит на поверку довольно сомнительным. Может быть и удобным для западного обывателя, но для российской психологии совершенно чуждым. У нас что можно, а что нельзя, испокон веков утверждалось не в юридической, а в духовной области. Ну а если не на показуху, не ради формальной шумихи и пропагандистской кампании, а перед Богом или просто для самих себя, для души — так может, оно и правильнее, если проблемы осмысления и покаяния останутся на душе каждого из нас и на его личной совести?

Часть третья Ростки в будущее

1. Решения и альтернативы

До сих пор остается открытым вопрос, действительно ли были события ГКЧП "попыткой переворота" или их организовал сам Горбачев? Очень уж многое свидетельствует в пользу второй версии. Действовать исподтишка — это было в его манере. Ведь он сам постепенно начал убирать из руководства «реформаторов», на которых опирался в начале правления, и сам выдвигал на их места тех, кто стал «путчистами». И весь состав будущего ГКЧП он собрал под своим крылом как раз где-то к концу 1990 г., когда события явно начали выходить из-под его контроля и выбиваться из первоначального партийного сценария. Как уже отмечалось, январские события в Вильнюсе вполне могли быть репетицией московского августа. А потом была еще одна репетиция, хотя и бескровная — с вводом танков в Москву в марте 1991 г. Летом состоялись выборы президента РСФСР, на которых убедительную победу в первом же туре одержал Ельцин — и тем самым позиции Горбачева были еще сильнее подорваны. И возможность одерживать дальнейшие победы над оппозицией в демократических формах борьбы стала для него весьма проблематичной.

Экс-премьер Павлов в 1992 проговорился: "Вечером 17 августа 1991 г. я полчаса разговаривал с Горбачевым по телефону. Он был в курсе всего происходящего".

Любопытными представляются и свидетельства генерала В. Г. Медведева, начальника личной охраны президента СССР. Он вспоминал, что 18. 8 на дачу в Форос приехали его непосредственные начальники из КГБ Плеханов и Генералов, а также Шенин, Бакланов, Болдин, Варенников — вести переговоры с Горбачевым насчет грядущего «путча». Медведев сообщает: "Если бы Михаил Сергеевич хотел изменить создавшееся положение! В моем подчинении был резервный самолет «Ту-134» и вертолет. Технически — пара пустяков: взять их в наручники и привезти в Москву. В столице бы заявились, и там еще можно было накрыть кого угодно. Было еще только 18-е…"

Но Горбачев команды повязать «изменников» не дал — вместо этого ушел совещаться с Раисой Максимовной. Потом принял переговорщиков. "Прощаясь, обменялись рукопожатиями. Делегация вышла от Горбачева хоть и расстроенная, но в общем, довольно спокойная: не получилось, и ладно, они этот исход предполагали". Плеханов увез Медведева, передав всю охрану под команду Генералова. Все телефоны уже были отключены, Форос фактически блокировано, тем не менее, как узнал потом Медведев от подчиненных, "даже душевный покой президента в этот день не нарушался. Мы улетели, а он отправился… на пляж. Загорал, купался. А вечером, как обычно, в кино. Забеспокоился он много позже, спустя более суток. То есть вечером 19 августа, когда Янаев на пресс-конференции объявил его, Горбачева, больным".

И вот тут обращает на себя внимание еще один важный фактор. К этому времени уже вовсю пошел "парад суверенитетов", и как раз на 20. 8 было назначено подписание нового союзного договора, который должен был закрепить изменившиеся принципы объединения — с гораздо большей национальной самостоятельностью, на правах конфедерации. Само это мероприятие предполагало множество трудностей — прибалтийские республики даже такие принципы объединения уже не устраивали, другие собирались добиваться большей независимости. Но нужно учесть и то, что новый проект был явно не по нраву кремлевскому руководству, ослабляя прерогативы центральной власти. Он опять являлся вынужденным компромиссом, очередным рубежом отступления, к которому толкало коммунистический режим общественное давление. И сразу возникает вопрос — почему же Горбачев накануне столь ответственного, можно сказать эпохального мероприятия — а одновременно и к началу путча, оказался вдруг на отдыхе в Крыму?