Государство и светомузыка, или Идущие на убыль

В животе Великого Мыслителя вдруг явственно и басовито заурчало, почти одновременно схожий звук, тональностью чуть выше, раздался и внутри Великого Композитора. Оба рассмеялись и, не сговариваясь, потянули носами. Из раскрытых форточек доносились ароматы жареной на подсолнечном масле картошки, ухи из разнорыбицы, духмяных ревеневых пирогов.

— Сейчас мы — по Фонарному, свернем на Ковенский, костел посмотрите, выйдем на Графский, через него на Владимирскую, — энергично повел Скрябина Плеханов, — там приятель мой кавказский ресторан держит…

У главного входа кишели филеры в потрепанных котелках и длинных гороховых пальто — уткнувшись в газеты, они, тем не менее, зорко оглядывали каждого, входившего в заведение.

Увлекая за собой попутчика, Плеханов нырнул в какую-то щель, полную битого стекла и кошачьих ароматов, неприметная железная дверь возникла перед ними, условленный ритмичный стук немедленно вызвал прозвучавший изнутри глухой невнятный вопрос — незамедлительно последовавший ответ, столь же глухой и невнятный, оказался единственно верным и исчерпывающим. Пароль сработал, проржавевшие шарниры скрипуче завертелись, стальной лист, подрагивая, поехал в сторону, свирепый плечистый детина выскочил наружу и сшибся грудью с Георгием Валентиновичем. Титаны обнялись, мосластая черная лапа была протянута Александру Николаевичу. Они вошли в клубящееся, остро пропахшее мясным духом тепло. Вернувшееся на место железо тотчас отсекло их от внешнего мира…

Заботливые руки стягивали тяжелую шубу, вокруг слышались веселые гортанные выкрики, глаза и уши привыкали к новой обстановке. Плеханов, уже без полушубка, валенок и парика, хлопал по плечам смуглых статных джигитов, возбуждающе звенела выставляемая на стол посуда.

Потаенная комната, выгороженная за кухней в лабиринте подсобных ресторанных переходов, служила по всей вероятности для конспиративных встреч. В глаза бросались вымазанный краской ротапринт, стопка свежетиснутых прокламаций, свернутые в трубку транспаранты и знамена. Привлекали внимание и составленные в ряд двухспальные кровати с толстыми пуховыми перинами.

— Шпиков у входа — тьма тьмущая! — сочнейше прокатывался под низким деревянным потолком басок Георгия Валентиновича. — Все еще Сувенирова ловят или по мою душу? Уже и лекции прочесть нельзя…

— Не угадали! — впустивший их плечистый детина, судя по всему, хозяин заведения, неожиданно прицокнул языком и подмигнул Скрябину. — Утром совершено нападение на Почтамт. Экспроприировано около миллиона в купюрах и золоте… действовал кто-то заезжий… Камо и Коба волосы рвут от зависти. — Плечистый еще раз цокнул и еще раз подмигнул Великому Композитору…

16

Они мыли руки в туалетной комнате.

Георгий Валентинович странно и как-то по-новому посматривал на друга, улыбался, покашливал, многозначительно крутил могучей шеей.

Александр Николаевич не выдержал — обрызгался, выронил скользкий обмылок.

— Нет, это решительно невозможно! — Он выпрямился и упрямо мотнул небольшой, правильно посаженной головой. — Вы же знаете… я не способен… я не знаю, кто взял деньги на почтамте… это недоразумение или провокация! — Торопливо воспользовавшись полотенцем, Скрябин принялся выворачивать карманы. — Как видите, никакого миллиона в кредитках и золоте у меня нет… вот, расческа, носовой платок, записная книжка… деньги… тысяча рублей — вчерашний мой гонорар за игру… более — ничего!.. Уверен — в самое ближайшее время пропажа найдется, либо будет определен истинный похититель!..

Плеханов обстоятельно вытирал каждый палец. Его лицо сделалось серьезным. Не слишком уделявший внимание бытовым деталям Скрябин вдруг отметил, насколько к лицу Великому Мыслителю малиновая с узором косоворотка, как ладно облегают его зауженные плисовые штаны.

— Да… конечно, — Плеханов почесал непривычно гладкий подбородок. — Давайте обсудим ситуацию позже… а сейчас нас ждут за столом…

Они вернулись в комнату, сели, приняли из рук хозяина чаши, до краев заполненные молодым виноградным вином. Собравшиеся здесь подпольщики и подпольщицы не называли друг друга по именам, но Александр Николаевич уже знал, что плечистый детина, хозяин заведения, не кто иной, как Николай Чхеидзе, грозный меньшевик-ликвидатор. Еще один ликвидатор Ираклий Церетели сидел совсем недалеко от Скрябина и не снимал руки с подвешенного на поясе кинжала. Не очень красивым, сразу отозвавшимся женщинам приказано было приблизиться к пирующим. По всей видимости, это были меньшевички-отзовистки. Две из них сразу уселись на колени Плеханову, третья обвила рукой шею Скрябина.

Георгий Валентинович был в ударе — выбранный тайным голосованием тамадою, он много шутил, произносил уморительные тосты за единство с большевиками, предлагал желающим отведать марксизма вместо сациви и лобио, подносил к незажженным папиросам свернутую трубочкой «Искру», щипал подруг по партии и совершенно в другом контексте, рыча и постанывая, исполнял: «Вставай, проклятьем заклейменный…»