Государство наций: Империя и национальное строительство в эпоху Ленина и Сталина

Но, по иронии судьбы, ученые занимавшиеся «другой Европой», зачастую ограничивались какой-нибудь одной страной, а «русисты» были склонны осваивать лишь свой участок, без сожаления оставляя далекие края «нерусских» на потом^{2}. Если в то время ученые считали приемлемым изучать человечество, как если бы оно состояло исключительно из одних лишь мужчин, то и изучение имперской России и Советского Союза зачастую велось так однобоко, словно эти разнородные в этническом и религиозном отношении государства были гомогенно русскими. Но и категория «русскости» считалась недостойной анализа^{3}. В центре изучения России и СССР оказалась неисследованной история русских и нерусских национальностей. До середины 1970-х годов основное направление «советологов» сосредоточилось на высокой политике, экономическом росте и внешней политике, тогда как исследования национальностей оставались периферийными, как в географическом плане, так и в плане осмысления. За малыми исключениями, нерусские либо упускались из основного направления, либо к ним относились, как к объектам политических махинаций, иногда — как к жертвам русификации, а порой как к жалким, архаичным сопротивленцам модернизирующей программе цептральных властей. Национальности нивелировались; различия между ними недооценивались; политические репрессии и экономическое развитие вкупе с этнокультурным посредничеством, которому почти не уделялось внимания, казалось, адекватно объясняют судьбу нерусских народов внутри советской системы.

Поскольку исследование многих национальностей было невыполнимо, т. к. требовало знания большого количества языков и казалось непозволительной роскошью, то зачастую избиралась одна национальность, символизирующая собой все остальные^{4}.

Когда в начале 1950-х гг. западные ученые обратили свое внимание на нерусских, их выводы являли собой полную противоположность тому утверждению, что в Советском Союзе национальный вопрос решен. Будь то мнение, выраженное крайне резким языком Мюнхенского института по изучению СССР или более взвешенными словами влиятельных Вальтера Коларца или Ричарда Пайпса, Советское государство представало в основе своей как имперское образование, олицетворяющее колониальную связь между Россией и ее окраинами^{5}. Концепция, согласно которой Советский Союз представал собой империю, имела компаративный смысл, но характер этой странной империи требовал более детального исследования и теоретических выкладок. В частности, почти все ученые того времени обращались с понятием «нация», как с не внушавшей сомнений категорией, а с национальным сознанием и национализмом, как с естественным отражением и выражением национальной сути, почти не нуждавшейся в историческом разъяснении. Статьи в данной книге — поскольку не все они посвящены единственной теме — империи, и не все авторы согласны в том, что на СССР следует повесить ярлык империи, — сосредоточены на проблеме имперского правления, с учетом исторически случайного и эволюционирующего характера национализма и национальной идентичности.

Самой влиятельной среди первых исторических трактовок национального вопроса была работа Ричарда Пайпса «Образование Советского Союза», которая благодаря огромной базе первоисточников и смелому охвату почти всех окраин, превратилась в фундаментальный труд об истоках «национального вопроса» почти для всех историков России. Пайпс, похоже, избегал интерпретаций, но при этом его труд содержал ясный и убедительный тезис: в революции шла борьба коммунизма с национализмом, и победа большевиков была военной победой русских над подлинно национальными и сепаратистскими стремлениями нерусских.