Государство наций: Империя и национальное строительство в эпоху Ленина и Сталина

Эта политика испытала разительный сдвиг в 1913 г., когда Ленин доказал, что партия должна осуждать всякую национальную дискриминацию, но предостерегал, что «дальше нее идти в поддержке национализма пролетариат не может, ибо дальше начинается “позитивная” (положительная) деятельность буржуазии, стремящейся к укреплению национализма»^{241}.

В том же духе большевистский лидер Зиновьев говорил в 1920 г. перед украинской аудиторией, что языки должны развиваться свободно, и в конце концов по прошествии лет восторжествует язык с наиболее сильными корнями, самый крепкий и с более великой культурой^{242}. Дмитрий Лебедь, секретарь Украинского Центрального Комитета, назвал эту теорию «битвой двух культур», в которой, если партия будет проводить политику нейтралитета, победа русскому языку гарантирована, благодаря его исторической роли в эпоху капитализма^{243}.

К съезду партии в 1923 г. нейтралитет подвергся анафеме. Сам Зиновьев теперь утверждал: «Мы должны прежде всего отвергнуть “теорию” нейтрализма. Не можем мы стоять на точке зрения нейтральности… мы… должны… помочь [не-русским] создать свою школу, должны… помочь создать свою администрацию на родном языке….[Нельзя, чтобы] коммунисты стояли в сторонке и выдумывали мудреное слово “нейтральность”». Нейтральность, повторял Зиновьев, — это просто прикрытие великорусского шовинизма^{244}. Решения, принятые в 1923 г., поддержали эту позицию^{245}. Отклонен был не только призыв Пятакова к позитивной борьбе с национализмом как великодержавный шовинизм, но и ленинская дореволюционная политика нейтралитета. «Битва двух культур» Лебедя была осуждена в 1923 г., поскольку ее уподобили «левацкой» позиции в Татарстане и Крыму^{246}.

Теперь Коммунистическая партия занялась «позитивной положительной деятельностью буржуазии», которую Ленин раскритиковал в 1913 г. Однако, как показывает сравнение Гроха, советская положительная деятельность поддерживала национальные меньшинства, а не большие народы. Большевики теперь презирали буржуазные правительства за то, что те поддерживали только формальное «правовое равенство», а не предпринимали позитивных действий для достижения «реального равенства»^{247}. Такое крайнее подозрение по отношению к нейтралитету объясняет одну из самых ярких особенностей советской национальной политики: ее решительную враждебность даже к добровольной ассимиляции. По этой новой модели, нейтралитет должен был неизбежно вести к добровольной ассимиляции по причине исторической силы русской национальной культуры. Поэтому позитивное действие было необходимо для защиты нерусской национальной культуры от такой несправедливой участи. Никто не отвергал нейтралитет и ассимиляцию более категорично, чем Сталин, настаивавший на проведении политики максимального развития национальной культуры и считавший ошибочной политику нейтралитета по отношению к национальным культурам отсталых народов; он подчеркивал, что Советская власть покровительствует развитию национальной культуры^{248}. Разумеется, позитивное действие от лица одной национальности подразумевает негативное действие в отношении остальных.

В Советском Союзе, где для всех нерусских создавались благоприятные условия, только русские оказались под ударом позитивной дискриминации. Бухарин откровенно выразил это: «Мы в качестве бывшей великодержавной нации, должны идти наперерез националистических стремлений [нерусских] и поставить себя в неравное положение, в смысле еще больших уступок национальным течениям. Только при такой политике… только этой ценой мы сможем купить себе настоящее доверие прежде угнетенных наций»^{249}.[32] Сталин, более восприимчивый к чувствам русских, упрекнул Бухарина за грубость его утверждения, но не спорил (да и не мог спорить) с его содержанием^{250}. Советская политика действительно призывала русских к жертвам в сфере национальной политики: территория русского большинства предназначалась для нерусских республик; русским пришлось принять амбициозные программы положительной деятельности для нерусских; их попросили учить языки нерусских, а традиционная русская культура была заклеймена как культура угнетателей[33].