Государство Сократа

– Да ладно?! Тогда скажи мне, кто же из нашей семьи знает русский язык, и кому понадобилась такая клавиатура? Может, тебе?

– Нет, что ты!

– Может, родителям? Или Мари втайне от вас выучила русский язык?

– Это исключено.

– Тогда остается единственный верный вариант – это нарисовал Клаус, тем более видно, что на рисунке и клавиатуре след одних и тех же чернил. Давай у него спросим, откуда у него появились знания русского языка?

Андрей молчал. Все было плохо, очень плохо.

– Вот видишь, Анна, – торжествующе заключил Генрих, – даже он сам не может этого объяснить. А все потому, что никакой он не Клаус. Я склоняюсь к тому, что он иностранный шпион, агент Кремля. И я, как страж, давший клятву даже ценой жизни защищать наше отечество, должен устранить эту угрозу.

Андрей собрался с мыслями.

– Послушай, Генрих, если ты твердо решил, что я не твой брат, а агент иностранного государства, то сдай меня полиции. Там специалисты во всем разберутся. Устраивать самосуд – это преступление. Тебя самого накажут за убийство человека.

– Видала, какие речи толкает? – обратился Генрих к сестре. – Разве наш Клаус так бы смог? Да он бы в этой ситуации уже давно корчился бы в углу в судорогах и визжал, кричал и плакал бы, как недорезанный поросенок. А этот тип и слезинки не проронил.

– Но он прав, сдай его в полицию, если считаешь нужным, – парировала сестра.

– Это однозначно не вариант – мне никто не поверит. Один клочок бумажки с клавиатурой и мои собственные наблюдения не могут лечь в основу обвинительного заключения. Тем более что он малолетка и не подлежит вообще никакой ответственности. Меня засадят в психушку, на том дело и кончится.

– Ну, вот ты и сам ответил на собственный вопрос. Если даже полиция, скорее всего, не будет принимать к нему никаких мер, то почему ты решил, что можешь выступить в роли карателя? Ты что, Господь Бог?

– Я не Бог, я обычный страж. Но честный и порядочный страж, который предан стране, который должен защищать ее и семьи от чужаков. Он чужак, поверь мне. Нас учили чувствовать нутром, сердцем. Ты же знаешь, какая у меня чуйка. Вспомни, сколько раз я говорил, что должно быть так, а не иначе, хотя все обстоятельства и внешние факторы свидетельствовали об обратном.

– Да, помню, так было не раз.

– И сколько раз я ошибался?

– Ни разу.

– То-то и оно. И сейчас мое сердце, моя интуиция подсказывают, что в моем родном доме чужой. И он может причинить вред. Сейчас или потом, через много лет. Положись на меня, сестренка, я знаю, что делаю.

– Генрих, – вмешался в их обсуждение Андрей, – помнится, ты мне рассказывал о пройденных испытаниях, и там много говорилось о добродетели. Неужели ты преступишь собственные принципы и не будешь следовать добродетели? Ведь убийство человека – это явно не добродетель.

– Возможно убийство во имя добра. Убийство врага – это добродетель. Я знаю, что за убийство я понесу заслуженное наказание. Я к этому готов. Кстати, об испытаниях. Помнишь, ты спросил, было ли у меня задание после докимасии? Я тебе не ответил, но задание было. Сможешь сейчас угадать – какое?

– Я не бабка-гадалка, говори, как есть, – устало отмахнулся Андрей.

– Моим одиннадцатым заданием было найти среди родных, друзей или знакомых того, кто может причинить вред нашему обществу. Поэтому ты – мое задание!

«Вот он какой – современный Павлик Морозов!» – поставил про себя диагноз Андрей.

– Ах, так вот все из-за чего! – завелась Анна. – Ты выполняешь задания. Ты на них помешан. Не кажется ли тебе, что из-за этого ты стал пристрастен, необъективен? Не смог найти никого подходящего и выбрал себе жертвой Клауса. Я тебе не дам его в обиду. Все! Дождемся родителей, поди прочь отсюда!

Анна кинулась на него, пытаясь выхватить оружие. Через несколько секунд напряженной борьбы Генрих понял, что сестра от него не отстанет. Поэтому он болевым приемом заломил ей руку и толкнул на кровать. Пока она поднималась, готовясь к новой атаке, у него были лишь секунды. Генрих навел пистолет на Клауса и выстрелил. Пуля пробила грудь мальчика навылет, окрасив стену позади него в алый цвет. Анна вскрикнула и медленно осела с кровати на пол, глядя на мертвого Клауса стеклянными от ужаса глазами. Генрих подошел к бездыханному телу, пощупал пульс и сказал:

– Готов. Теперь можно вызывать полицию.

Эпилог

После прозвучавшего выстрела сознание Андрея выключилось. Но вот сквозь веки стал сочиться свет, сначала слабый, а потом все сильнее и сильнее. Наконец он стал настолько ярким, что начал больно резать глаза, хотя они были закрыты. «Вот и свет тоннеля в потусторонний мир, – подумал он, – надо же, а я в это не верил». Он открыл глаза и привстал. Это бил свет из окна, яркий солнечный свет. Андрей лежал на кровати Клауса. В хорошо известной ему комнате.

– Фу-ты ну-ты, – облегченно вздохнул Андрей, – это был всего лишь сон. Надо же присниться такому. Генрих с пистолетом, клочок моего рисунка. Но сон может быть вещим, надо поаккуратнее со старшим братцем.

Тут в дверь постучали.

– Да, да, входите, входите, дверь не заперта, – радушно пригласил Клаус.