Государство Сократа

– Слушай, дурака из меня не делай. Так бы всех тупорылых по башке били и гениями делали.

– То есть ты сделал вывод, что я не твой брат, потому что стал умнее?

– Не только поэтому. Во-первых, ты ни хрена не помнишь из того, что было до больницы. Вообще ничего! Такого быть не может, я справлялся у доктора в нашей академии. Ты должен был хоть чуточку вспомнить, хоть что-то, какие-то образы, слова, мысли, мелодии. Ты же – полный ноль! Как будто тебя не существовало до больницы. Во-вторых, ты играешь в шахматы. Причем неплохо играешь, на уровне первого разряда. Поверь, с нуля так научиться играть за два месяца невозможно. В-третьих, ты плаваешь, ты не боишься воды. Мой родной Клаус должен был сначала пройти лечение в психушке, чтобы ему там мозги вправили и объяснили, что вода – это не смертельно. А тут ты сам, без посторонней помощи полез в воду и стал учиться плавать. Причем плавать, а не барахтаться, как обычно делают дети-самоучки. В-четвертых, у тебя совершенно другие занятия и интересы, которые ранее у моего брата не наблюдались. У тебя стало другое мировоззрение, мышление. Про интеллект я уже упоминал. Характер совершенно другой. В-пятых…

– Погоди, достаточно этого, давай теперь по порядку. Я похож на Клауса, которого ты знал?

– Да, выглядишь в точности как он.

– То есть это его тело?

– Безусловно.

– Тогда если я не Клаус, то как я мог оказаться в этом теле?

– А это я у тебя хотел спросить.

– Я тебе мог бы рассказать какую-нибудь душещипательную историю, но ты же в сказки не веришь?

– Не верю.

– Тогда как я тебе могу объяснить то, чего в природе быть не может?

– Очень даже может. Я хоть в этих делах и не сведущ, но даже у меня есть несколько вариантов, как это могло произойти.

– Просвети, пожалуйста.

– Моего Клауса загипнотизировали, пока он был в больнице. И теперь он под гипнозом, делает все то, что ему прикажут. Это раз. Моему Клаусу вживили микрочип в мозг и дистанционно управляют его поведением. Это два. Моего брата клонировали. Это три.

– Ладно. Если даже предположить чисто гипотетически, что это могли сделать, то с какой целью? Должна быть выгода, профит какой-нибудь.

– У Германии много врагов. Очень удобно вырастить шпиона, причем с младых ногтей, чтобы он был в доску свой, абсолютно вне подозрений. Ты, полагаю, не зря интересовался испытаниями стражей. Уже небось планировал в пятнадцать лет стать курсантом моей академии.

– Что ты несешь, это все твои фантазии! Я просто так интересовался.

– Просто так ничего не бывает. Ладно, что это я тут с тобой разглагольствую. Будешь признаваться или нет? Говори, а не то башку разнесу!

Тут дверь в комнату открылась и вошла Анна.

– Мальчики, вы что это тут расшумелись? Ой, Генрих, ты что творишь? Брось пистолет немедленно!

– Анна, не мешай. – Генрих расстроился, что Анна стала свидетелем неприятной сцены. – Ты вообще – зачем вернулась?

– Я забыла кое-что. Но это уже не важно. Что происходит, кто мне объяснит?

– Анна, Клаус – не тот, за кого себя выдает. Он не наш брат.

– Генрих, ты о чем? Что за бред?

– Анна, прислушайся к сердцу, что оно тебе говорит? Ты сердцем чувствуешь, что Клаус – твой брат? Разве он все такой же эгоистичный недотепа? Вспомни, каким он был до больницы? Разве он сейчас похож на того мальчугана? Все эти внезапные грандиозные перемены в нем не укладываются ни в какие рамки.

– Да, он стал немного другим. Но изменился в лучшую сторону. Разве это плохо?

– Если человек меняется – это хорошо, это просто отлично! Но если человека подменили? Если это теперь другой человек? Я утверждаю, что этот парень, который стоит перед нами, – это не Клаус Вальтер, наш брат, а совершенно чужой нам человек. И неизвестно, что у него на уме. Он может ночью всех вас передушить, если захочет, а может шпионить в пользу другого государства.

– Генрих, ты говоришь страшные вещи. У тебя есть хоть какие-нибудь доказательства?

– Давай зададим ему пару вопросов. Клаус, ты знаешь русский язык?

Клаус еще больше оробел от этого вопроса, хотя его ситуация и так была ужасающей. «Русский язык? Невероятно, откуда он знает про русский язык?» – смутная догадка кольнула его в сердце. Но так как решено было все отрицать до последнего, то его ответ был «Нет!».

Тогда Генрих достал из-за пазухи обрывок рисунка, который Клаус нарисовал в первый день пребывания в этом мире и который они разорвали вместе с Анной. Андрей стал мучительно соображать, что теперь ему делать, как выкручиваться? Генрих с победным видом наблюдал за его реакцией.

– Что, братишка, можешь сказать по поводу этого клочка бумажки? Глазенки-то, смотрю, забегали у тебя. Ты же не отрицаешь, что рисунок твой?

– И о чем свидетельствует этот рисунок? – Анне было непонятно, как детский рисунок может являться веским доказательством каких-то обстоятельств дела.

– Анна, помнишь, ты же сама мне отдала этот кусок листа и сказала, что это художество Клауса. Так ведь?

– Точно так. И что из этого следует?

– На обороте нарисован макет клавиатуры с русскими буквами. Как это можно объяснить?

– Ну, не знаю, может он рисовал на листе, на котором уже была эта чертова клавиатура.