Государство Солнца

Ванька шёл, тяжело дыша, всё время оглядываясь по сторонам. Я отлично понимал, в чём дело. Он боялся нарваться на стаю волков, которые особенно злы в декабре. Хотя мы оба были с ружьями и собака у нас была, встреча с волками не предвещала ничего хорошего. Этого зверя больше всего боялись в наших краях. Паранчин никогда не советовал даже стрелять в волков, чтобы их не сердить. Главный волк — вожак — назывался у коряков оюр-тайоно, что значит лесной господин. Он красноватого цвета, ростом с оленя, и следом за ним идёт целая стая. Спасения от него нет: он чует за несколько вёрст. Даже смертельно раненный, он перегрызает человеку горло и съедает лицо. Он один может загрызть целую упряжку собак. Все эти рассказы припомнились мне в ту ночь, когда мы шли в Большерецк с одной соболиной шкурой в мешке.

Сейчас я уже не помню, сколько часов проплутали мы тогда. Помню только, что мы выбились из сил и решили заночевать в поле. Начали уже ломать кедровый кустарник для костра, как вдруг Нест завыл. На этот вой откуда-то издали ответили ездовые собаки.

Мы бросили хворост, подбодрились и двинулись путь. По собачьему вою мы догадались, что где-то тут должно быть жильё бродячего коряка. Скоро мы почувствовали запах дыма. Но прежде чем подойти юрте, мы прошли мимо ездовых собак, которые стояли, сбившись в кучу. Их было с полсотни. Рядом с собаками находилось несколько нарт. На одной из нарт я нащупал убитого медведя. Я понял, что в юрте должны быть проезжие охотники.

Мы подошли к юрте, у которой тихо бродили сонные олени. Юрта дымила, и вблизи видно было, как огонь освещает снизу дым в розоватый цвет. Из-за полога юрты доносилась русская речь.

Без всякой робости я поднял полог и вошёл внутрь. Сейчас же в глаза и нос бросились дым от очага, кислый запах оленьих шкур и юколы. Посередине юрты горел костёр, и над ним висел котёл с водой. Семейство коряка сидело на полу. Несколько русских охотников, среди которых я узнал свободных Сибаева и Кузнецова, стояли у огня, опёршись на ружья.

Ближе всех к огню, освещённый с головы до ног, Август Беспойск с воодушевлением говорил о чём-то.

6. Первые вести о Государстве Солнца

Эта ночь запомнилась мне на всю жизнь. Как и на уроке в школе, у меня не было с собой тетрадки. Была только соболья шкурка, ещё не превратившаяся в бумагу. Но я уже не боялся, что забуду что-нибудь, и действительно не забыл. Вот что говорил Беспойск в ту ночь.

За Китаем и Японией, недалеко от Индии, есть большой круглый остров под названием Тапробана. Остров этот населён обыкновенными людьми, но живут они особым образом: среди них нет ни бедных, ни богатых. Все равны на Тапробане, и пищу там готовят в кухнях прямо на всех, и все едят вместе до отвала на золотой посуде. За обедом играет весёлая музыка, а после обеда устраиваются игры и пение. Люди живут там дружно, в огромном городе, где улицы длинны и чисты, а дома сложены из белого камня. Никогда никаких ссор не бывает на Тапробане, и даже ругательных слов нет в этой стране. Труд там лёгок и скорее похож на игру. Оно и понятно: за всех людей на Тапробане работает солнце.

Солнце заставляет деревья приносить огромные сладкие плоды, мягкие и сочные, как ласты у сивучей. Земля даёт неисчислимый урожай. Вино льётся прямо из пальм. Даже орехи там не такие мелкие, как у нас, а величиной с голову ребёнка. Солнце не только кормит жителей Тапробаны, но и обогревает их круглый год, так что ни дров, ни меховых шуб там не было. Люди умирают нескоро в этом государстве, так как счастливая жизнь благоприятствует здоровью. Государство, в котором жить так хорошо, называется Государством Солнца, а город — Городом Солнца.

Каждый, кому плохо живётся на земле, может явиться в Государство Солнца. Там принимают всех радостно и дают приют, пищу, одежду. Ехать туда надо океаном. Курс — зюд, путь от Камчатки — пятьдесят дней.

Может быть, нигде на всём земном шаре не было места, более не подходящего для таких рассказов, как здесь, в прокопчённой и вонючей юрте бродячего коряка на Камчатке. Но, может быть, нигде не слушали бы Беспойска так внимательно, как здесь. Охотники стояли, боясь пошевелиться. Коряки совсем превратились в кукол, вырезанных из моржовых клыков. Я не знаю, понимали ли они то, что говорил поляк. Думаю, что, если даже не понимали, воодушевление его передавалось им. Они смотрели на него, как на пришельца из далёкого счастливого государства, который явился сюда, на Камчатку, чтобы пригласить в солнечные края народ из голодной, занесённой снегами страны.

Беспойск говорил до тех пор, пока вода в котле не закипела. Как только он увидел пар над котлом, он замолчал, сделал знак рукой, и охотник Сибаев заварил чай. Нас заметили. Я хорошо знал охотника Кузнецова, и он знал меня, так как бывал у отца. Кузнецов подошёл ко мне, и я рассказал ему наши приключения. Он засмеялся и подвёл нас к Беспойску. Поляк ласково протянул нам руку, когда узнал, что мы его ученики и здесь на морозе в тундре зарабатывали себе тетрадку.

Он спросил меня: